Белая Армия

В 4 часа утра 8-го октября в Ивановке один из казаков-енисейцев вышел по какой-то своей надобности из избы на двор. За забором этого двора проходила последняя наружная линия проволочных заграждений. В ночной тишине казаку почудился какой-то шепот за забором. Он замер на месте и, прислушавшись, услышал тихий разговор двух человек. Говорили по-корейски. Дело было ясное: красные уже пожаловали в Ивановку. Не окликая разговаривающих, казак незаметно для них удалился и сразу же рапортовал по начальству.

В 4 часа 15 минут произведена побудка людей гарнизона. — «Красные в деревне». Молча, бесшумно и поспешно выходили люди из темных хат и быстро расходились по своим постам. Заамуниченные лошади, с 17-го сентября их еженощно заамуничивали, насторожились. Первое орудие, стоявшее в упряжке на площади у хаты, на полпути между Школой и Волостным Правлением, тихонько позвякивая, прошло на свою позицию у Школы. Орудие снялось с передка. Коней отвели за дом...

Второе орудие стоило на своей оборудованной позиции. Енисейцы занимали участок от Волостного Правления до Больницы включительно. Сибирцы — участок от Школы к Большой улице и дальше вдоль реки Ивановки... Ночной мрак был в полной своей силе, бледная луна тихо плыла по небу, волны густого, белесоватого тумана плотно окутывали землю, в десяти шагах ничего не было видно. Красные не наступали, а белый гарнизон лежал на своих позициях будучи готовым каждую минуту открыть огонь. Жутко тянулись минуты. Стало светать. Луна бледнела. Туман, казалось, начал таять. Сырость, между тем, пронизывала до костей. Напряженные и без того нервы, натянулись еще более. Все готово к бою, а противник молчит... Стало уже почти совсем светло, волны белесоватого тумана таяли и тогда, ровно в 5 часов утра 8-го октября раздался первый из пяти орудийных выстрелов красной батареи. Эти пять выстрелов были сигналом для красной пехоты к атаке. Пять выстрелов — вероятно по числу концов красной советской звезды. Орудие смолкло, оно, как белые выяснили потом, ушло сразу после этих пяти выстрелов из-под Ивановки к Ляличам, в распоряжение товарища Шевченко.

Итак последние сомнения рассеялись: красные в Ивановке. Они дали уже свой утренний привет — эти пять выстрелов. И сразу за этими выстрелами Енисейцы, занимающие «Волость» увидели красную пехоту. Ровные, густые, сомкнутые ряды хорошо обмундированной пехоты, с винтовками на ремне, как стена разом поднялись из травы у Общественного Амбара и ровным, спокойным шагом, соблюдая равнение и дистанции, точно на смотру, двинулись вперед. А впереди этих стройных рядов прекрасной пехоты, каждый на своем месте, шли красные командиры. Они шли на «Волость», а «Волость» молчала. Войсковой старшина Бологов дал строгий приказ ни в коем случае не открывать огня ранее его сигнала. Красные шли вперед, они видимо, думали подавить белых этим видом мощной лавины, молча и неудержимо, катящейся вперед. Действительно, картина была чарующе-жуткая и будь защитниками «Волости» не старые, испытанные и доблестные воины — казаки-енисейцы, а какие-нибудь недавно призванные землеробы или подгородние, то наверное они бросили бы «Волость» и побежали. А если бы даже не бросили, а только бы открыли беспорядочную винтовочную трескотню то вряд ли бы спасли дело. Но в данном случае встретились две равно прекрасные воинские части: прекрасно обученная красная пехота — курсанты и закаленные воины и меткие таежные охотники казаки-енисейцы.

Первая волна красной пехоты, а всего их было три, вплотную подошла к рогаткам. — «Проволока», закричал красный командир, повернувшись к своим, «товарищи вперед» и с этими словами, он готов был уже прыгнуть через проволоку, но Войсковой старшина Бологов взял его на мушку. Мгновение. Раздался первый ружейный выстрел с белой стороны. Красный командир упал, но красная пехота уже подошла вплотную к проволоке, она уже начала рвать... Еще минута, другая и красная лавина, сметая все на своем пути, вольется во внутрь белого плацдарма... Однако этого не произошло. Вслед за выстрелом Войскового старшины Бологова, разом залпом грянули винтовки горсти енисейцев — защитников «Волости». В то же время затрещал пулемет. Его поддержал другой из укрытого и незамеченного красными гнезда. Красные оказались под перекрестным огнем. Еще мгновение и грянул первый выстрел Второго орудия, оно било на картечь. За первым последовал второй, третий... Можете ли вы себе представить, что тут получилось? Каша, сплошная каша. — «Товарищи вперед, ура». Кричали красные командиры. Их крик был подхвачен красными бойцами. Одиночные люди уже перепрыгнули через первую линию рогаток, но что они могли сделать? За первой, тянулись вторая и третья линия проволоки, размеренные залпы следовали один за другим, пулеметы стрекотали, трехдюймовка гвоздила на картечь... Первая цепь красных была сметена почти начисто. Подошедшие вторая и третья столпились у проволоки, сгрудились, смешались... Раненые и убитые грудами валились наземь. Еще мгновение, другое и... красная волна отхлынула назад. Она отскочила к Общественному Амбару, там остановилась, залегла. Снова раздались крики «ура», затрещали винтовки красных бойцов. Пули роем полетели в стан белых, но все это было уже не то: красное наступление захлебнулось и огонь красных, отскочивших и залегших в траве, как бы свидетельствовал об их собственной беспомощности.

Одновременно с атакой «Волости», красные атаковали Сибирцев у Школы и Енисейцев у Больницы. Они также захватили Красное Село. Атаки эти носили тот же характер, что и атака «Волости», но по эффектности своей они уступали, по времени же они были более продолжительны. Что же касается результатов, то все они были одинаковы, т. е. красные нигде не смогли прорвать белых линий и ворваться во внутрь белого плацдарма. Меньшая эффектность атаки по Большой улице на Школу или атаки Больницы проистекала от отсутствия в самой непосредственной близости от проволочных заграждений белого орудия: Первое орудие стояло в несравненно большем удалении от Большой улицы, чем Второе от места главной атаки красных на «Волость». У Больницы же совсем не имелось белого орудия и тут белых поддерживало все то же Второе орудие, перенесшее свой огонь на подступы к Больнице, после того, как под «Волостью» наступление красных закончилось крахом.

По времени своего начала, атаки на Больницу и вдоль Большой улицы последовали на одну, две, самое большее три минуты позднее начала атаки «Волости». Сибирцы также стреляли залпами, но, пожалуй, в них не было такой выдержки, как в залпах руководимых Войсковым старшиной Бологовым.

Связь телефонная с Ипполитовкой между тем продолжала нормально работать. Это было странно, так как в первые два боя партизаны регулярно рвали нужные провода, Теперь же, как то выяснилось позднее, красные порвали другие, ненужные провода, а нужный провод остался в целости и до конца боя связь Ивановки с Ипполитовкой не прекращалась. Конечно, о начале боя, поэтому, Генерал Блохин сразу же доложил Генералу Бородину и просил выручки. Генерал Бородин обещал немедленно дать приказ Оренбургским казакам об их выдвижении к Ивановке на выручку вновь обложенного и атакованного гарнизона.

В своей Оперативной Сводке за № 1653/оп к 12 часам 8-го октября. Генерал-квартирмейстер Земской Рати, Генерального Штаба Полковник Озолин об Ивановке сообщает следующее:

«Анучинский район: В 4 часа 8-го октября красные невыясненной численности со стороны д. Луганки (По ошибке указана "Луганка", следует понимать "Лубянка"), повели наступление на д. Ивановку и заняли восточные окраины ее. Бой продолжается. Около 6 часов противник, силою в 60 штыков при двух пулеметах, повел наступление на деревню Лефинка, занимаемую Сибартдруж. и занял окраины. В 8 час. 30 мни. красные со стороны дер. Ображеевки повели наступление на дер. Ляличи и вытеснили из нее сотню Оренказдружины. Отошедшей сотне, подкрепленной пластунами, приказано вновь занять дер. Ляличи».

Эта сводка рисует нам картину несравненно более серьезной обстановки для белых, чем то было под Ивановкой в боях 17-го сентября и 4-го октября. Действительно, насколько то позднее установили белые, красные в сей раз двинули против Ивановки свой регулярный и отборный Отряд Особого Назначения четырех-батальонного состава с общей численностью до 1,200 штыков, который лишь в самых последних числах сентября месяца прибыл в Анучинский район, пройдясь по долине реки Даубихе. У белых говорили потом, что по своем прибытии в Анучино, между Командиром, комиссаром и их ближайшими помощниками этого отряда с одной стороны и товарищем Шевченко и помощниками последнего, с другой стороны, произошел довольно неприятный для последнего разговор. Начальство «регулярки» с известным пренебрежением отнеслось к боевым качествам и способностям партизан и их знаменитого начальника. — «Ивановки взять не можете, такого пустяка? На что же вы, после этого, годитесь?» смеялись старшинки «регулярки». Шевченко был уязвлен таким гнусным к себе отношением и потому 4-го октября второй раз, своими собственными партизанскими силами, без какой бы то ни было помощи регулярки, попытался овладеть Ивановкой и... с треском провалился. — «Ну, теперь мы тебе покажем, как надо воевать». смеялись старшинки «регулярки» и повели 8-го октября против всех частей и опорных пунктов Сибирской казачьей группы наступление. Под Ивановку они бросили свои образцовые четыре батальона, а партотряды направили на Ляличи, Монастырище и Чсрниговку. В успехе мощного удара своей прекрасно вымуштрованной пехоты, снабженной к тому же весьма значительным числом пулеметов, красные не сомневались. Надо полагать поэтому-то они не воспользовались партизанским орудием и отправили его с партотрядом самого тов. Шевченко на Ляличи.

К Ляличам Шевченко подошел в тот самый момент, когда там было получено известие об окружении Ивановки и приказ Генерала Бородина идти на выручку Ивановки. Согласно данных Оперативной сводки только что приведенной выше, Оренб. казаки бежали из Ляличей и последние были заняты партизанами, но по сведениям чинов Ивановского гарнизона, беседовавших позднее с казаками, Ляличи хотя и были оставлены Оренбургской конной сотней, но все же в опорном пункте засело несколько казаков-оренбургцев, кои и отсиделись в нем до того момента, когда Шевченко согласно приказания свыше, отошел в ночь с 8-го на 9-ое октября из Ляличей в сопки.

Оренбургский пластунский дивизион в Монастырище был на рассвете 8-го октября окружен партизанами и, вследствие своей малочисленности и недостатка в огнеприпасах, принужден был отсиживаться за проволокой до отхода красных, кои так же, разумеется не могли, да собственно говоря, видимо, и не собирались штурмом овладевать этим опорным пунктом.

Под Черниговкой у Западно-Сибирского отряда Полковника Аргунова так же имелись столкновения с партизанами в этот день, но ни в обеих Оперативных Сводках Генкварземрати от 12 часов 8-го октября за № 1653 и от 12 часов 9-го окт. за № 1666/оп и ни в докладе Генерала Смолина Воеводе о действиях частей его группы с 8-го по 18-ое октября ни полслова не говорится о подобных столкновениях белых с красными 8-го и 9-го октября в районе Черниговки.

На Лефинку, как то указывалось уже выше, наступал небольшой отряд красных. Равный им по численности, но недеятельный гарнизона Лефинки засел за проволоку и там отсиживался. Были ли тут красные партизаны или же рота «регулярки» — белые не выяснили.

На станцию Ипполитовку красные нападения не произвели. Надо полагать, что красные намеревались двинуть на нее часть своих сил по взятии Ивановки. Как мы знаем из предыдущего, на ст. Ипполитовка помещался Штаб Сибирской казачьей группы, а так же Уральская казачья дружина и Оренбургская казачьи артиллерийская сотня. Части Сибирской стр. рати в эшелонах проходили ст. Ипполитовку в ночь с 7-го на 8-ое октября и днем 8-го октября. Это были: Сибирская артиллерийская дружина, которая убыла со ст. Ипполитовки на ст. Мучная в 6 часов 8-го октября т. е. через два часа после обнаружения красных в Ивановке. Штаб Сибирской стр. группы (Ген. Смолин), Сибирская инженерная и рота Красноярской дружины пребывали на ст. Ипполитовка днем 8-го октября, но к вечеру этого же 8-го октября Штаб Генерала Смолина и инженерная дружина оказались уже в Черниговке и только одна рота Красноярской дружины (Полковник Ктиторов) оставались на ст. Ипполитовка, войдя во временное подчинение Генералу Бородину.

* * *

Ивановка ждала поддержки, помощи, но ни поддержки, ни помощи не прибывало. — «Два раза (17.IХ и 4.Х) отбились, сейчас пришел третий раз — отсидимся ли?» — такая мысль назойливо сверлила головы защитников Ивановки.

Красные вели бешенные атаки на центральную часть позиции белых — ее два опорных пункта: Школу и «Волость». Здесь оба орудия белых били исключительно на картечь. Красная пехота подходила к орудиям на сорок шагов. Первые атаки оказались отбитыми. Гарнизон ждал помощи, рассчитывая и отсчитывая по минутам время возможного и должного прибытия конных Оренбургских дивизионов из Ляличей. Время подхода пришло и прошло, а помощи все еще не было. Наконец Ипполитовка сообщила, что Ляличи тоже окружены и казаки в них так же сидят за проволокой. Оперативные сводки Генкварземрати Полковника Озолина № 1663/оп и 1666/оп, а так же оперативная сводка Сибказачьеи № 02129/оп дают довольно таки определенные данные за то, что Ляличи были оставлены Оренбургскими казаками; тогда приходится признать, что, в целях наибольшего сохранения духа защитников Ивановки, Генерал Бородин, отказывая Ивановке в обещанной помощи, «смягчил» описание положения под Ляличами, сказав, что «Оренбургцы сами сидят в Ляличах за проволокой», когда они в действительности (судя по вышеуказанным трем оперативным сводкам) бежали из Ляличей.

Это сообщение Генерала Бородина из Ипполитовки Генералу Блохину в Ивановку последовало в 11 часов 8-го октября в то самое время, как 3-ий батальон красных повел атаку Ивановского плацдарма со стороны Красного Села и дороги из Ивановки на Лефинку т. е. по Большой улице. 5-ая и 6-ая роты красных, всего до 120 штыков, не только полностью заняв Красное Село, вышли на дорогу Ивановка-Лефинка, но перейдя частично речонку Ивановку и пройдя рогатки, уже стали подниматься вверх по косогору. Против этой массы красных имелось лишь пять сибирцев и один пулемет. Сбив эту горсточку белых бойцов, красные прямой дорогой вышли бы в тыл опорным пунктам белых. Более серьезного положения представить было трудно. Красные находились у ключа своей победы. Тогда, как единственное спасение, Полковник Романовский по приказанию или просьбе (определить точно градацию этого «приказания» не так-то легко) Генерала Блохина приказал Первому орудию Капитана Окоркова сняться со своей позиции у Школы и как можно скорее выйти навстречу атакующему село противнику. Приказание было тотчас же исполнено: на рысях проскочило орудие но нескольким переулкам и встав на открытую позицию на одном из перекрестков Большой улицы, в упор стало расстреливать на картечь густые цени красных... Такой встречи красные не ожидали. Их стрелки смутились, дрогнули и стали поспешно отступать. Порядок в этих двух ротах нарушился полностью. Позднее белые установили, что эта неудачная атака 5-ой и 6-ой рот красных стоила жизни их обоим Комрот: один из них застрелился, а другой удавился на собственном поясе на одном из дворов Красного Села. Позднее белые слышали от пленных и от местных крестьян, что у чинов Отряда Особого назначения, именуемого в оперативной сводке Генкварземрати «3-им Читинским стр. полком», атаковавших Ивановку, создалось впечатление, что у белых в Ивановке не два, а гораздо больше орудий, ибо, где только они не пробовали наступать, везде их белые орудия встречали картечью.

Между тем, положение белых в Ивановке было весьма затруднительным, особенно из-за недостатка ружейных патрон. Они были, прямо на вес золота. Еще две-три атаки и красные смогут забрать Ивановку и ее гарнизон голыми руками. Тяжесть обороны, поэтому ложилась на артиллерию, и полевые трехдюймовки превратились в своего рода большие пулеметы, либо траншейные орудия. В общем применение полевых трехдюймовок в бою в том виде, в каком они применялись в трех Ивановских боях, является безусловно весьма редким в истории полевой артиллерии в Великую войну 1914 — 1918 и Гражданскую 1917 — 1923 г. г.

Возвращаясь к описанию третьего Ивановского боя, должно указать, что не успело еще Первое орудие Капитана Окоркова довершить разгром 3-го батальона красных, как его работа понадобилась опять в центре, где красная пехота зашевелилась и пошла в новую атаку на Школу и «Волость». В дальнейшем красные продолжали долбить все тот же центр, видимо не подозревая того, что зады белой Ивановки были значительно слабее защищены и что их 5-ая и 6-ая роты, в общем, были на верном пути к победе. Зады белой Ивановки были защищены или точнее заграждены редкой цепочкой проволочных заграждений, наспех поставленных после Второй Ивановки (т. е. 4-го октября) и во многих местах еще не были закончены. В районе же опорных пунктов, как то уже указывалось ранее, имелось три линии проволочных заграждений, хорошие окопы и укрытия.

До настоящего времени красные действовали тремя из четырех батальонов, но неудача всех атак понудила красное командование ввести в дело последний — четвертый батальон и в 14 часов 8-го октября последовала новая атака в центре. Красные опять шли, главным образом, на «Волость». Эта атака сопровождалась так же оживлением деятельности красных на обоих флангах. Но напрасно красные бросили новый батальон по тому же старому пути, ибо его ждала участь его предшественников. Эта атака красных была так же успешно отбита белыми — главным образом огнем артиллерии и ручными гранатами. Ружейной и пулеметной стрельбы было очень и очень немного, так как казаки, согласно строгого наказа, расходовали малочисленные патроны весьма экономно.

После атаки красных в 14 часов, дух гарнизона Ивановки стал падать. До этой атаки гарнизон поджидал появления Оренб. казаков, он верил в их скорое прибытие. Теперь же, ввиду повторных обещаний Ипполитовки, кои в жизнь, однако, не претворялись, надежды на это прибытие подкреплений у гарнизона исчезли. Некоторые чины гарнизона, до его начальника включительно, заподозрили, что связь с Ипполитовкой мнима и, что о своих бедах и нуждах они в действительности сообщают Штабу противника. Между тем Ипполитовка сообщила, что на станцию уже прибыл какой-то совершенно неизвестный в Земской Рати «1-ый пехотный полк», который, якобы, уже успел даже выступить с Ипполитовки на выручку Ивановки. Это сообщение окончательно смутило старших начальников Ивановского гарнизона. — «Да и впрямь мы имеем дело не с Ипполитовкой, а с "товарищами»: 1-го пехотного полка у нас не существовало и не существует». Случай делал однако возможным произвести проверку этого обстоятельства и вот каким порядком: в Ивановке, в Восточно-Сибирской артил. дружине служил однокашник и приятель личного адъютанта Генерала Бородина. Поручик из Ивановки вызвал Сотника с Ипполитовки. Приятели поговорили между собой. Сомнений быть не могло: Ивановка имела действительную связь со Штабом группы в Ипполитовке. Оставался открытым вопрос о каком-то странном «1-ом пехотном полке» и еще о том, не подслушивают ли все разговоры красные, быть может умышленно оставившие провод в целости на этот бой?

В 17 часов красные произвели новую атаку позиций белых в центре. В этот раз они шли главным образом против Сибирцев. У казаков оставалось по два — пять патронов (не обойм, а именно патронов). Выпускать их, естественно, подлежало лишь в самых экстренных и верных случаях. Поэтому винтовки стреляли очень редко, пулеметы тоже не строчили, а сделав пять — семь выстрелов в решительную минуту, замолкали. Беспрестанно зато ухали ручные гранаты, производившие неимоверно много шума и оказывавшие потому большое моральное действие на красных. Все же белые понемногу начинали сдавать.

Солнце быстро катилось на запад. Поддержки все еще не было. Перестрелка под Лефинкой давным-давно замолкла и, хотя Ипполитовка и уверяла, что Лефинка в руках Сиб. каз. арт. дружины, чины Ивановского гарнизона брали это сообщение под большое сомнение. Но что говорить о Лефинке... Вот поведут красные еще одну атаку, так все тогда и будет кончено: ведь нечем стрелять...

Стало смеркаться. Защитники Ивановки опасались, что в темноте красные пойдут с тыла, с линии реки Лефинки, которая совсем не была защищена, если не считать некоторых намеков на будущие рогатки. Так или иначе, но шансов на благополучный конец у защитников Ивановки уже не было. Все как-то смирились со своею участью и желали, чтоб развязка была бы поскорее.

Ночь обещала быть темной. Месяц должен был взойти только около 1 часа ночи. Это означало, что красные в своем распоряжении будут иметь четыре часа непроглядной темноты. Сколько раз за эти часы они смогут проникнуть на белый плацдарм, прорезав проволоку заграждений и легко проскользнув сквозь редкие пачки казаков и обозных батарейцев, также выставленных в боевую цепь.

Мрак опустился на землю и вместе с ним пришла тишина. Жуткая, немая тишина. Красные и белые застыли на своих местах. Все обратилось в слух. Нервы натянулись до крайности. Томительные минуты и часы ползли. Белые жадно вникали в мертвую темноту и ничего не слышали: движения красных не было слышно; они провалились точно в воду.

В двадцать два часа тридцать минут в центре ухнула граната. Одна, вторая, третья. Затрещал пулемет. Грянул выстрел Второго белого орудия... Воздух огласился криками красных бойцов: «ура»... «ура»...

Оба белых орудия работали без перерыва, посылая один снаряд за другим. Пулеметы то начинали строчить, то разом обрывались: жаль последних патронов. Ружейной трескотни почти не было, ибо у казаков осталось по одному, редко у кого по два — три патрона. Без перерыва ухали ручные гранаты... При вспышках орудий, ясно видны были перебегающие впереди красноармейцы...

Первое орудие Капитана Окоркова стояло на совершенно открытом, ровном месте. Вправо от него, шагах в пяти — восьми тянулось поле проволочного заграждения перед Школой — опорным пунктом Сибирцев. Влево и уступом назад от орудия подымалась изба, во дворе которой стоял в упряжке передок. Впереди орудия, шагах в 20 — 25 одиноко торчал остов деревянных ворот в еще так недавно существовавшем церковном дворе. От него теперь ничего не осталось, кроме каменного фундамента сгоревшей церкви. Церковная сторожка и ограда были также снесены прочь. От них не осталось ничего. Этот остов церковных ворот находился против Первого орудия белых и выпускаемые им гранаты и шрапнели в значительном своем числе должны были пролетать в непосредственной близости от него. На перекладине этого остова висела икона Богоматери. Ее как-то упустили или позабыли снять белые стрелки перед началом боя. Теперь, при каждой новой вспышке очередного выстрела, орудийная прислуга на несколько мгновений могла наблюдать среди полного разрушения этот остов церковных ворот с образом Богоматери на нем. Можно сказать — палили в Богоматерь. Это было неприятно, но что было делать? Красноармейцы перебегали по направлению к церковному Фундаменту. Они там, видимо, наметили место своего сосредоточения...

Бой горел... Ухали гранаты. Гремело Второе орудие Капитана Стихина. Красноармейцы собирались под прикрытием церковного фундамента. Они уже прошли все линии проволочных заграждений на этом участке. Между ними и Первым орудием теперь было только 80 шагов совершенно открытого пространства. Один патрон за другим, выпускало Первое орудие... Вдруг оно остановилось: — «Довольно, буде» — сказал Капитан Окорков. Орудие замолчало. В передке осталось всего лишь две гранаты, те две гранаты, что предназначены были для взрыва орудия, дабы не сдать его в целости противнику. А бой идет... Ухают ручные гранаты. Палит Второе орудие... — «Выводи передок. Тише... Подавай его сюда... На руках откатывай орудие». Первое орудие откатили за угол избы. Вот и передок. Кони нервничают, не хотят стоять на месте. А над головой хор пуль поет, свистит и мяукает. Кажется, что их даже видно, как светящими искрами они быстро пролетают вперед. Орудие надето на передок. Кони взяли и ускоряя шаг, понесли его от площади вглубь белого плацдарма... А бой все идет. Ухает Второе орудие...

У какой-то хаты, в тихом переулке, остановилось орудие. Утомленные люди кучкой сбились на завалинке. — «Что теперь будет? Что творится сейчас там — на площади?»... Второе орудие ухнуло еще раз, два. Оно ухало теперь реже. Ухнуло еще раз и... замолчало. Что-то не стало слышно и ручных гранат... — «Что же там происходит? Неужели пришел конец "белой" Ивановке?»... В полголоса обмениваются фразами бойцы... Вдруг из темноты выросла фигура. Это свой — батареец. Он пришел «оттуда» — от Второго орудия. — «Красные отбиты» — была его весть... Вздох облегчения вырвался из груди, но снова назойливая мысль засверлила в мозгу: «Надолго ли? Ведь у защитников Ивановки теперь нет ни ружейных, ни пулеметных, ни орудийных патронов. Ручных гранат тоже почти ничего, наверное, не осталось»...

Фантастична правда о «Третьей Ивановке»: В эту ночную атаку красные стрелки дрогнули в тот самый момент, когда у Первого орудия осталось всего две гранаты, а у Второго — одиннадцать. Красные не выдержали этого сосредоточенного, бешенного огня на небольшом участке площади. Красная волна остановилась, ее захлестнуло и потянуло назад. Дух красных бойцов пал. Продержись же они еще несколько минут, то замолчали бы белые сами по себе... Нельзя не отдать мужеству и доблести Войсковым старшинам Бологову и Афанасьеву, Полковнику Романовскому и Генералу Блохину, всем казакам-енисейцам и сибирцам и артиллеристам«глудкинцам». Но не меньшую доблесть проявили и красные командиры и стрелки. Красные командиры везде шли впереди своих цепей и, подавая пример, первыми висли мертвыми на проволоке. Красные стрелки геройски дрались и твердость казаков была необыкновенной, когда они вплотную к проволоке подпускали густые цепи противника, чтоб его закидывать потом гранатами. А что можно сказать про работу обоих орудий в их необыкновенной роли?...

Наступила опять тишина... Уходить из Ивановки гарнизону было некуда. Ипполитовка же по телефону все продолжала обещать свою помощь и просила держаться... Усталые, издерганные люди полудремали... Вот край небосклона стал быстро светлеть тем холодным, голубым светом, кои предвещает не утренний рассвет, а появление ночного светила. Наконец показалась луна...

Еще в час ночи (1 час 9-го октября), в брод, в окруженную Ивановку пробрался лихой Хорунжий Сибирской казачьей батареи Перфильев и доставил осажденному гарнизону небольшую партию патронов. Он сообщил, что значительная партия патронов для Ивановки прибыла в Лефинку еще под вечер, но, вследствие того что в течение целого дня на хуторе Веденского стояла одна рота красных от 3-го батальона Отряда Особого Назначения, то направить в Ивановку целый транспорт Подполковник Яковлев не решился, но с наступлением темноты отправил его, Хорунжего Перфильева, с частью ружейных патронов. Хорунжий Перфильев обошел хутор Веденского с севера и благополучно добрался до Ивановки.

Прибытие Хорунжего Перфильева и с ним партии патронов, хотя и совсем небольшой, сразу и весьма значительно приободрили Ивановских защитников.

Около 1 часа 30 минут 9-го октября в Ивановке красные снова зашевелились. Имея уже на руках «Перфильевские» патроны, казаки смогли, хотя и редко, но все же отвечать противнику. Перестрелка вскоре смолкла. Красные перестали шевелиться...

В 3 часа 9-го октября в Ивановку прибыл из Лефинки транспорт огнеприпасов: тут были и орудийные снаряды и винтовочные патроны. Защитники Ивановки ожили окончательно: — «Хотите, товарищи, наступать? Пожалуйста»... Это приглашение оказалось излишним: Около 4 часов 9-го октября белые разведчики установили, что Ивановка свободна от красных... Так вот почему заимка Веденского оказалась свободной — красные, оказывается, очистили совершенно Ивановку и это они проделали в 1 час 30 минут 9-го октября и их «шевеление» тогда было, оказывается, не попыткой новой атаки, а только демонстрацией, прикрывающей собственный отход.

Осторожно, все дальше и дальше от своих линий, продвигались вперед разведчики белых. Противника не было. Лишь кой-где валялись неубранные трупы и среди них лежали отдельные, позабытые своими, раненые.

Так окончилась «Третья Ивановка».

В своей оперативной сводке к 12 часам 9-го октября,

Генкварземрати Полк. Озолин об Ивановке говорит следующее:

«Монастырищенский район: В 14 часов 30 минут 8-го октября дивизион Оренбурказдружины повел наступление на дер. Ляличи, занятую отрядом противника в 60 пеших и 50 конных при 2 пулеметах. Противник, не приняв боя, отошел на Ображеевку.

Анучинский район: В течение дня 8-го октября красные 3-го Читинского полка пять раз атаковали село Ивановку, но каждый раз отбрасывались нашими частями с большими

потерями для противника. После шестой неудачной атаки, произведенной в 24 часа 8-го октября, противник, понеся за день громадные потери убитыми и ранеными, отошел на дер. Ширяевку. Только у проволочных заграждений нами подобрано 30 трупов». (№ 1666 оп.).

Оперативная сводка Оберкваргруппы Сибказачьей к 9 часам 9-го октября за № 02129/оп, подписанная Генштаба Полковником Смирновым, говорит следующее: «Приморье» Ивановский район: В 21 и 24 часа 3-ий Читинский полк повторил упорные атаки на укрепленный пункт села Ивановки, причем красным удалось прорвать первый ряд проволоки, выйти на площадь перед школой. Нашим огнем с большими для них потерями, красные оба раза были отброшены и в 2 часа 9-го октября отошли на Ширяевку. Потери красных огромны. По сведениям жителей достигают 300 человек, так на участке только одного нашего взвода подобрано 30 убитых и 10 раненых, где красные не могли их подобрать; потери их выясняются. Наши потери убито: 1 офицер и 1 казак; ранено: 1 офицер и 4 казака. С рассветом из Ивановки выслана усиленная разведка в район Ширяевка — Лубянка. В районе деревни Лефинка красные после одной неудачной атаки на Сибартдружину с темнотой отошли на Николаевку. На участке группы спокойно. Подробности боя будут сообщены дополнительно.

Потери красных в этом бою 8-го октября под Ивановкой действительно были грандиозны, а потерн белых — мизерны. Красные потеряли под Ивановкой в этот день почти весь свой «комсостав», действительно подававший пример доблести своим подчиненным. Помощник начальника отряда с перебитой ногой, в числе других брошенных красными раненых, был подобран белыми в огороде. Это был молодой парень, в прошлом юнкер Военно-учебной инструкторской Школы на Русском Острове, известной под именем «Школы Нокса». Он был выдан своими красноармейцами, когда белые предложили пленным выдать коммунистов и ком. состав. Относительно числа пленных и подобранных трупов дневники двух участников этого боя — Поручика Филимонова и Прапорщика Носкова (одной и той же Восточно-Сиб. артиллерийской дружины) дают разные цифры: Поручик Филимонов пишет: «более 200 раненых и убитых было увезено красными на крестьянских подводах, 56 трупов красных бойцов было подобрано белыми на проволоке и в непосредственной близости от нее; помощник начальника отряда и 36 раненых бойцов были подобраны белыми в огородах». Прапорщик Носков кратко указывает, что в «Третью Ивановку» белыми было подобрано 32 трупа и взято в плен 9 человек тяжелораненых. Мы склонны считать что цифры Поручика Филимонова ближе к истине, цифры же Прапорщика Носкова либо относятся к одному участку «Волости», на котором он сам находился, либо указывают первоначальное число обнаруженных белыми пленных и трупов, к которым позднее прибавилось еще некоторое количество, забытых в огородах и в строениях. Относительно потерь белых можно добавить лишь то, что число 7 убитых и раненых белых защитников не расходятся с данными дневников обоих вышеназванных офицеров. При этом из числа 6 были казаками енисейцами и сибирцами и только один — артиллерист «глудкинец». Это был тяжелораненый номер Второго орудия Капитана Стихина — младший фейерверкер ДУБРОВИН... На следующий день, будучи уже эвакуированным на ст. Ипполитовку, он там скончался. Этот тяжелораненый и затем скончавшийся солдат был единственной потерей за весь «Последний поход» из числа людского состава Восточно-Сибирской артиллерийской дружины.

* * *

При описании боя указывалось, что против Первого орудия Капитана Окоркова находился остов ворот церковной ограды с образом Богоматери. Когда бой кончился, то чины Ивановского гарнизона, осматривая место вчерашнего боя, обратили свое внимание на такое, я сказал бы все же странное обстоятельство: оба столба и перекладина остова вышеуказанных ворот были изрешетены пулями, сбоин и пулевых отверстий была тьма, но сам образ не пострадал ни чуточку, даже стекло, покрывающее образ было в целости. Случай, скажут неверующие. Чудо, скажут мистики. После «Третьей Ивановки» этот образ был снят с остова ворот и передан хозяйке ближайшей избы, той самой у которой стояло в бою Первое орудие.

Относительно подробностей окончившегося боя можно еще добавить, что утром 9-го октября чины Ивановского гарнизона обнаружили у самого церковного фундамента несколько трупов красноармейцев. При них имелось несколько неиспользованных ручных гранат. Возможно, что это были гранатчики, посланные вперед для того, чтобы закидать гранатами орудие. В таком случае еще раз можно повторить, что белым страшно повезло. — «Рублевую свечку надо поставить Святому Сергию Радонежскому», говорили некоторые из белых бойцов, — «ведь 8-ое октября — это Его день».