Белая Армия

Бой под Лежанкой имел большое значение. Он показал армии ее силу, но обнаружил также и некоторые недостатки.

Здесь столкнулись лицом к лицу, грудь в грудь, — два мира — большевистские солдаты и добровольцы — офицеры.

39-ая дивизия была воинскою частью, не так давно вернувшейся с фронта. Правда, дивизия была перестроена на большевистский лад; главную роль играли комиссары и начальство из солдат; но были и офицеры, конечно, уже третьего сорта, из тех, кому все равно, где служить, за что сражаться, лишь бы получать жалованье.

Дивизия недавно имела даже успех под Ростовом, вытеснив из Батайска две-три сотни добровольцев. Это окрылило ее.

— Шапками закидаем это офицерье, — бахвалились солдаты, поджидая добровольцев на превосходной позиции.

Давно ли, несметные силы турок и курдов в панике бежали от них и очищали область за областью перед неодолимым натиском дивизии.

А тут каких-то две, три тысячи, да и ког0? — буржуев? Без снарядов, без патронов? — Пусть попробуют, — выдерем зубы. —

Да, перед ними была горсточка буржуев.

Но, кто были эти буржуи?

Половина состояла из офицеров, из лучших офицеров армии, так оскорбленных в своем достоинстве этими же солдатами.

То был первый призыв в добровольческой армии. Явились все, кто страдал за попрание русской воинской чести и всем сердцем стремился смыть своей кровью с родины ее позорное пятно.

С невероятными трудностями и опасностями пробрались они к ген. Алексееву; днем и ночью работали чтобы создать армию, закончить войну с немцами; — и опять мешают! И кто? свои же; те же самые солдаты, которые в бессмысленной ярости расстреливали их с тыла, когда офицеры фронта, образовав ударные полки, стремительно бросались на немцев.

Нижними чинами в армии были — инженеры, адвокаты, земские и городские деятели, журналисты и, главным образом, учащаяся молодежь — юнкера, студенты, гимназисты и кадеты всех кадетских корпусов, откуда и пошло название добровольцев — «кадеты».

Эти «буржуи» были также первого призыва. Их влекло в армию то же чувство любви к родине, но они пришли не с фронта, а из центра страны.

Они были разорены, оторваны от своих семейств, и многие прошли через руки страшных большевистских «чрезвычаек». У одного разорили до тла и сожгли на глазах любимое родовое гнездо-имение; у другого замучили отца, брата, и всех ограбили до ниточки.

Они видели, как православные церкви превращены были в кинематографы.

Они знали из большевистских же газет, что их матери, жены и сестры — социализированы, т, е. выданы на полное поругание китайцам и латышам — этим бессмысленным преторианцам «свободнейшей в мире республики». 

А кто сделал это? Разве не те, или не братья тех, кто стоит сейчас перед ними?

И теперь, когда они готовы были забыть все, во имя долга перед родиной, кто же встал между ними и немцами? Кто защищал от них векового русского врага?

В безумном гневе сжимается в руках винтовка.

—    Вперед, вперед — лишь бы добраться до этой солдатни. —

Тут не до разведки, тут не до подготовки боя.

—    Вперед, вперед, мы им покажем. —

И показали.

Одним из крупных недостатков в организации армии, обнаруженным в этом бою, было отсутствие отличительных знаков на одежде для добровольцев. Штаб в свое время не подумал об этом весьма важном вопросе.

По счастью не было печальных случаев взаимного обстрела. Но много солдат ушло безнаказанно только потому, что офицеры пулеметчики перестали обстреливать мост, не зная, где кончаются большевики и где начинаются преследующие их добровольцы. 

Командующий просто приказал — немедленно надеть на околыши фуражек и на папахи кусок белой материи.

Корнилов не любил комиссий и подкомиссий «с соответствующими окладами содержания».