Белая Армия

Другой «деятель» того времени, по фамилии Горабурда, реквизировавший мои приемные комнаты, рабочий из казенного винного склада, полуграмотный, едва умеющий писать человек. Небольшого роста, с кривыми ногами, с большим мясистым носом и узко поставленными глазами под маленьким лбом.

Этот был комиссаром «по конфискации имущества», или, как остроумно его называли товарищи: комиссаром «чужой собственности». Кое-чего из чужой собственности он притащил и в свою новую квартиру. Серебряный самовар, пуховое одеяло, граммофон, ассортимент ночных горшков, альбом с фотографиями. Последний принадлежал нашим хорошим знакомым, а он с серьезным видом перелистывал его и, показывая моей жене и ее сестре фотографии, уверял, что все это его родственники. «Вот, этот молодой человек с супругой — его брат, большой музыкант, — он «обсерваторию» кончил в Варшаве» и т. д. Другим его любимым занятием было — заводить граммофон, причем на вопрос сестры моей жены, большой шутницы, кто это и что поет, сейчас же отвечал любезно: «Право, я не посмотрел, а, кажется, это Пушкин или Жуковский, а поет он, кажется, из книжки «Пчелка»! Из этого уже видно, что человек он был с запросами и широким горизонтом. Кроме того, он отличался аккуратностью и склонностью к семейственной жизни.

Скоро он попросил о позволении ему у нас столоваться. Пришлось просить его, чтобы он сделал такую честь. Начал столоваться... Как полагается, за столом он занимал дам разговорами, которые вертелись, по большей части, вокруг его персоны. Отец, видите ли, у него, был управляющим имения графа Потоцкого в Польше. Он рано начал садить его, маленького, на лошадь, а потому у него теперь кривые ноги. За уши таскала его мачеха, оттого уши и вышли оттопыренные.

—    А нос у вас, вероятно, оттого большой, что вы его всюду совали...

—    Ах, шутница вы, Варвара Семеновна, — благодушно парирует комиссар замечание жениной сестры.

Как-то после обеда он кончил свои рассказы тем, что всунул, уходя, записочку в руку моей жены. В записочке было объяснение в любви и формальное предложение обвенчаться с ним законным браком; записочка кончалась словами:

«Прости, небесное создание, меня такого гада» ..

После дипломатично мотивированного отказа, он особенно, пока, не настаивал, проронил только:

—    Как знаете, а только будущее-то нам принадлежит!..

Приехав с расстрела моего отца, где он так же активно участвовал, был особенно любезен за столом и шутил. Видя мою жену заплаканной, опечалился и сказал:

—    Что поделаешь, «классная» борьба! Вот, и вас всех в одну «вахромеевскую» ночь придется расстрелять!..

Не дожидаясь его новых предложений и «вахромеевской» ночи, жена моя с детьми бежала из города, переодетая простой бабой. А сестра ее оставалась в нашей квартире вплоть до занятия города казаками. Горабурда, утомленный предыдущими днями, в это время спал. Она его пожалела и разбудила. Он вскочил на велосипед и уехал, не успев захватить ничего из той «чужой собственности», к которой он так привык за те несколько недель житья в новом положении.