Белая Армия

В это время Ставрополь не имел никакой связи с внешним миром. Кругом него расположилась густая цепь совдепов и трибуналов, хватавших и убивавших непонравившихся им путешественников.

К весне потекли неясные слухи о Гетманщине, о немцах и об уничтожении «банд Деникина».

Последнее особенно раздувалось большевиками, но огромное количество раневых красноармейцев с какого-то фронта, где они по их словам дрались против «кадетов», — сильно умаляло большевистские успехи.

Такие слухи и разговоры вносили лишь сумятицу, не давая даже приблизительного представления о настоящей действительности.

Где и в каком состоянии была Добровольческая Армия, никто толком не знал. Упоминание имени Генерала Деникина не только ничего не разъясняло, но, наоборот, еще больше запутывало даже посвященных в дело людей, знавших, что во главе Армии стояли Алексеев и Корнилов.

Лишь в середине мая пробравшийся с Дона толковый человек сообщил, что Корнилов был убит под Екатеринодаром и что Армия под начальством Генерала Деникина отошла на Дон, где — немцы, изгнавшие большевиков.

Между тем к тому времени в Ставропольской губернии собралось порядочное число офицеров, юнкеров, кадет и оторвавшихся случайно от Армии добровольцев, которые, при правильной их организации, могли бы свергнуть власть большевиков и тем оказать существенную помощь Деникину.

Но из этой военной среды единственным элементом, готовым всегда и всюду воевать с черствой коркой хлеба в кармане и даже без таковой, — были кадеты и юнкера. Телами этих детей задержано в 1917 году падение Дона, создана Добровольческая Армия, и, в критические минуты Крыма, последняя пядь русской земли спасалась юнкерами-Константиновцами, бесстрашно и спокойно всегда глядевшими в лицо смерти.

Офицерство, потрясенное пережитой революцией, истерзанное и заплеванное «демократическими» реформами водевильных военных министров, наконец, устрашенное беспощадным, тупым животным зверством большевиков и поголовно обобранное и замученное беспросветной нищетой, — было подавлено и осторожно-недоверчиво относилось ко всяким противобольшевистским предприятиям. Их недоверчивость до известной степени имела свои основания: мартовский бунт внес страшный политический разврат во все слои русского народа, и помимо болтунов, погубивших ни одно благое начинание, всякая среда кишела сознательными негодяями и предателями.

Bce же часть военной молодежи составила тайную подпольную организацию, не имевшую перед собой ясной цели, но так или иначе положившую начало к объединению наиболее предприимчивых и смелых людей.

Во главе организации сталь Генерал-Майор Руднев, георгиевский кавалер, храбрый офицер, человек своей прежней службой и возрастом в достаточной степени импонировавший составу Организации.

Свойственная русским людям доверчивость и болтливость сделала то, что ищейки-агенты Коппе очень скоро узнали о существовании враждебной им организации.

Руднева, после его ареста, при котором, не смотря на тщательный обыск, не нашли ничего, его компрометирующего, — сначала решили расстрелять. Но хитрый Коппе, совершенно неожиданно, призвал Руднева к себе и сразу же предложил ему самому разогнать организацию и поступить на службу в качестве военного специалиста в штаб красной армии. Руднев, после некоторого колебания, согласился.

Собрав наиболее активных членов организации, он заявил им, что не считает для себя возможным быть во главе ее и что уходить сам на службу к большевикам.

Только двум, особо доверенным лицам Руднев передал, чтобы они сохранили организацию, не бросали дела и всегда бы рассчитывали на его помощь и поддержку. Впоследствии Руднев все это доказал на деле и при первой возможности сам пробрался в Добровольческую Армию, где после следствия над ним был вполне реабилитирован и, командуя строевой частью, дрался на Кавказе против большевиков.

Узнав о решении Руднева, члены организации сочли его предателем и, опасаясь возможности их выдачи, — на время притихли.

В мае организация снова начала шевелиться, но в руководители ее был избран неопытной зеленой молодежью вместо ушедшего Руднева, некто Шимкевич, именовавший себя поручиком гвардии, а оказавшийся на самом деле выгнанным надзирателем из какой-то школы полицейских собак.

К счастью Шимкевич, бывший к тому же горчайшим пьяницей, никакого значения не имел, а во главе дела стал Полковник П. Ф. Ртищев, типичный батальонный командир, очень храбрый, погибший впоследствии геройской смертью, но человек с узким кругозором и с необъятным честолюбием, мечтавший о крупной самостоятельной роли и неуживавшийся с неизбежной необходимостью подчиниться Командованию Добровольческой Армии.

При всех своих недостатках, гибельно отразившихся на нем самом же, он был на редкость мужественный человек и офицер.

В конце июня месяца организация произвела вооруженное выступление. Сделанное не во время, с самым грубым нарушением прежде выработанного плана, выступление потерпело наружное крушение, так как было задавлено превосходными по численности частями красной армии.

Но, тем не менее, оно внесло серьезною панику, как в среду большевистских начальников, так и в толщу красноармейцев.

Под влиянием крупных успехов Добровольческой Армии, которая нанесла значительные поражения красным под Торговой и в направлении на Тихорецкую, а также вследствие близости отряда Войскового Старшины Шкуро, большевики заволновались и начали митинговать. В результате двухдневного совещания совдепа, было решено оставить город. Произведя несколько особенно зверских убийств над членами офицерской организации и тремя стариками, отставными генералами, жившими давно на покое вдали от всякой политики, большевики учинили последние реквизиции и потащились на Невинномысскую, увозя несколько поездов с награбленным добром.

Когда большевики очистили Ставрополь, то офицерская организация, потерявшая во время выступления Полковника Ртищева, его брата Поручика И. Ф. Ртищева и несколько весьма доблестных офицеров и принужденная временно распылиться, не успела собраться, и город остался фактически без всякой силы и власти.

Последние красные части отошли от Ставрополя только верст на двадцать, но вернуться в город не решились.

Кой-какие общественные деятели побойчее слегка прикоснулись к валявшимся без призора браздам правления и немедленно вооружили злосчастную сапожную мастерскую.

Этот, единственный, кажется, на всем степном просторе Ставропольской губернии организованный пролетариат нехотя, скрепя сердце, взялся за оружие, от которого всячески отбрыкивался еще с начала войны. Анонимные правители (была какая-то таинственная коллегия или совет), опираясь на сапожное войско, объявили осадное положение. «Осада» заключалась всего на всего в запрещении выхода на улицы после 8 часов вечера, что было, впрочем, излишне, так как перепуганный окончательно обыватель, вообще никуда не вылезал, карауля свое добро и выжидая ни то освобождения, ни то нового разбоя.