Белая Армия

Екатеринодар готовил нам торжественную встречу. Войсковой Атаман с чинами войскового штаба, члены краевого правительства и рады, городской голова с членами думы, многочисленные представители различных учреждений и корпораций и публика заполнили дебаркадер и залы Владикавказского вокзала. На ведущей к городу Екатерининской улице шпалерами расположились: в почетном карауле, со штандартом и хором трубачей Кубанский гв. дивизион, юнкера Кубано-Софиевского военного училища, учащиеся всех учебных заведений города, Мариинский институт и женские гимназии. Балконы и стены домов украсились национальными флагами. Городом и дамским кружком в одном из самых поместительных ресторанов быль устроен роскошный обед для всех чинов отряда.

Эшелоны подошли к вокзалу; люди быстро высадились из вагонов и выстроились. Капитан Покровский подошел с рапортом к Войсковому Атаману.

Полковник Филимонов принял рапорт и трижды поцеловал Покровского. Слезы радости были на глазах его и присутствовавших. С краткой, но чрезвычайно проникновенной речью он обратился к отряду, благодаря офицеров, казаков и добровольцев за подвиг, за добрый почин, который послужит для всех колеблющихся и малодушных призывом встать на защиту Родины и чести и достояния Войска.

«Имена ваши история внесет на свои скрижали и передаст из рода в род ваш подвиг.»

Обратившись к Покровскому, Атаман сказал: «От имени Кубанского Казачьего Войска, его правительства и рады за исключительные ваши заслуги перед Областью — награждаю Вас чином Полковника и прошу теперь же представить всех чинов отряда к боевым наградам.»

Адъютант Атамана тут же пристегнул Покровскому штаб офицерские погоны. Раздалось громкое ура. Покровского подняли на руки и понесли к выходу. 

Только героев седой древности могли так встречать их сограждане, как в этот день встречал нас освобожденный Екатеринодар и только тем, кто уже пережил весь ужас ожидания прихода и воцарения разнузданной, жаждущей крови большевистской черни, станет понятна неподдельная радость и ликование екатеринодарцев в этот памятный для них день. Имя Покровского было у всех на устах и каждый из нас, его соратников, был предметом восторженных оваций, теплого внимания и участия со стороны граждан.

Весть о нашей победе быстро разнеслась по области. Со всех концов стали стекаться в Екатеринодар добровольцы, спешившие записаться в отряд. Численность последнего значительно увеличилась. Краевое правительство и общественные организации теперь уже более охотно пошли на встречу нуждам бойцов; первые столь удачные боевые успехи внушили им веру в наши силы и подняли авторитет имени Покровского и его сподвижников.

Дальнейшее движение большевиков на Екатеринодар, как об этом я и упоминал, ожидалось со стороны станций Кавказской и Тихорецкой. Железнодорожные линии, идущие от этих пунктов к Екатеринодару, под острым углом пересекались в последнем и необходимо было организовать оборону на этих двух направлениях таким образом, чтобы не только действовать самостоятельными отрядами на каждом из них, но и связать их между собою, с целью предупредить и парализовать прорыв противника между железнодорожными линиями.

Одному отряду Покровского не по силам была эта задача; тогда решено было спешно приступить к формированию второго отряда из трех родов оружия и самостоятельной конной группы, которая предназначалась для действий и связи между двумя отрядами.

Начальником второго отряда был назначен полковник Лисивицкий. Начальником конной группы вначале был войсковой старшина Посполитаки, а затем полковник Кузнецов.

Все эти отдельные начальники погибли в боях; их доблесть, честно выполненный долг офицера ничто никогда не заглушит. Имя полковника Лисивицкого должно быть увековечено среди бесчисленных имен героев когда-то славной Русской Армии. Это был во всех отношениях выдающийся офицер, служивший всегда и во всем образцом для своих подчиненных. Его отряд заслужил неувядаемую славу при обороне Екатеринодара. Генеральный штаб, питомцем коего был Лисивицкий, не забудет этого славного имени.

Между 1 и 3 февраля отряды выступили из города на фронт. Покровский был назначен начальником обороны города и ему были подчинены все действовавшие против большевиков силы.

Фронт борьбы ширился, вместе с тем ширилась и организация. Войсковым штабом для руководства операциями были привлечены находившиеся в Екатеринодаре офицеры генерального штаба. Я, как «смертный», т. е. офицер не генерального штаба был сменен со своей должности начальника штаба отряда и по предписанию войскового штаба в нее вступил полковник Ребдев. Пусть не подумает читатель, что затронутое служебное самолюбие побуждает меня зафиксировать в своих очерках некоторые детали, которые, казалось бы, имели отношение только ко мне и не могли бы влиять на ход событий. Но этот факт, давший вскоре более чем отрицательные результаты, является чрезвычайно показательным для оценки деятельности высшего в области военного центра, каковым был штаб Кубанского войска.

Стихийное движение, собравшее вокруг Покровского горсть храбрецов, нельзя было на фоне всего происходившего рассматривать, как организованное начало, как войсковую часть, питаемую людскими и материальными пополнениями и включенную в определенные рамки уставных, тактических и административных требований. Боевая организация, создавшаяся путем частного почина, вне влияния войскового штаба, зарекомендовавшая себя с наилучшей стороны в первых боях, только в одном могла приковывать внимание и попечение штаба, — в деле снабжения ее всем необходимым, широким призывом в ее ряды добровольцев и поддержанием авторитета ее начальников и бодрого духа бойцов. К большому сожалению, привычное желание властвовать, управлять, сменять, предписывать и требовать, — и ничего взамен не давать, вот что в действительности было предъявлено штабом к здоровому началу, вот что было первыми палками в колеса нашей нехитрой организации. Стоит только вновь вспомнить имена господ Букретовых, Белоусовых, Куницыных и многих других представителей войскового штаба, чтобы прийти к тяжелому, но неизбежному выводу: огромную свою роль в эти исторические дни бытия Кубанского войска его штаб в лучшем случае свел на нет.

Я знаю, что смена моя, да еще в обстановке боевой — в то время, когда я в круге своего ведения, заканчивал операций над Энемом и Георгие-Афипской, как среди чинов отряда, так и лиц, стоявших близко к его зарождению, жизни и деятельности, вызвали недоумения и толки. Когда, после торжественной встречи отряда в Екатеринодаре, я обратился к начальнику войскового штаба ген. штаба полковнику Науменко и спросил его о причинах моей смены, то он ответил мне, что согласно «штатам» эта должность замещается офицером генерального штаба. Начиная с Русско-Японской войны, я слишком хорошо был знаком с повадками наших штабов и этот «классический» ответ меня не удивил.

И так во всем на протяжении трех лет кровавой борьбы. У них — фельдшера Сорокины, вахмистры Буденные, — у нас — «штаты» и положение о полевом управлений войск в военное время; у них

—    вся грубая действительность вооруженной борьбы,

—    у нас белые перчатки и расстановка мебели во время пожара.