Белая Армия

***

Двенадцать лет тому назад на Волге была попытка борьбы за демократию. Попытка эта кончилась, как известно, неудачей. Большевицкая власть была ниспровергнута в Самаре, Сызрани, Симбирске, Казани и в других городах. Но разбуженный революцией социальный утопизм далеко еще не был изжит ни крестьянами, ни рабочими. После низвержения большевицкой власти оставались в полной силе классовые противоречия, осталась и жажда социального чуда — хлеба, свободы и гражданского умиротворения, и предъявление власти повышенных требований на возможно быстрое разрешение всех выдвинутых революцией вопросов. Голод, безработица, продовольственные отряды и насилия над населением большевицкой власти в значительной степени подорвали доверие населения к демагогическим обещаниям большевиков. Поэтому свержение большевиков встречалось в приволжских городах общим ликованием. Но новая власть потребовала не выявления восторгов и не платонического сочувствия, а реальной помощи хлебом, лошадьми, деньгами и людьми для формировавшихся боевых колонн. По условиям военного времени, она обращалась к населению теми своими сторонами, которые особенно были тяжелы для измученного мировой войной и большевицкими реквизициями народа: налогами, мобилизациями и т. п. Тяжелые жертвы, каких требовала от населения новая власть, не утрачивали в своей тяжести от призывов к защите национальной чести и к выполнению сверхклассовых, общенациональных задач. Новая власть, пришедшая на смену большевикам, встала, поэтому, на чрезвычайно зыбкую почву. Она должна была сразу разрешить две громадных задачи: защитить волжский фронт против большевиков, захвативших в свои руки весь гражданский и военный аппарат царского самодержавия, и наметить такой путь строительства, который шел бы навстречу новым жизненным запросам населения. Подчинить все разнообразные классовые и групповые устремления населения Поволжья выполнению этих двух задач и заставить осуществить с должной степенью энергии цели, поставленные пред собой Самарским Комитетом, было вполне возможно, но для этого требовалось наличие иных объективных условий, в которых очутился Комуч в продолжение своей деятельности, и некоторых новых данных в психологии руководителей волжского движения.

Самарскому Комитету пришлось строить армию и государственную жизнь буквально на поле сражения, без выкованного, точно действующего гражданского и военного аппарата, при предательской политике буржуазных группировок в государственных образованиях, существовавших в это время в тылу Самарского правительства. Восстание чехов, давшее толчок к ниспровержению власти большевиков в Самаре, совершилось в то время, когда лучших партийных сил там не было, совершилось так неожиданно, что члены Учредительного Собрания, бывшие в то время в Самаре, не успели сделать всех необходимых приготовлений к планомерному выступлению. Новой власти приходилось строить все наспех, нередко спешно изменять свои стратегические планы, быстро импровизировать специальные мероприятия, весьма часто недооценивать реальное соотношение сил и испытывать предательские удары с совершенно неожиданной стороны. Сословные домогательства промышленников, помещиков, старорежимных бюрократов и военщины в необычайно сильной степени тормозили успех мероприятий новой власти, а сконцентрировавшаяся около Сибирского правительства антидемократическая реакция ставила Комитет перед необходимостью готовиться к борьбе на два фронта — против большевиков и против сибирских контр-революционеров.

Весьма показательно, что Самарский Комитет не считал себя полновластным. Полная власть, по мнению членов Комитета, принадлежала только «хозяину земли русской», — Учредительному Собранию. Комитет считал себя как бы душеприказчиком разогнанного большевиками Учредительного Собрания и основной своей задачей ставил созыв Учредительного Собрания для утверждения в России полного народовластия. Не считая себя обладающим полнотою власти и откладывая решение наиболее существенных вопросов русской жизни до Учредительного Собрания, Самарский Комитет не проявлял особой воли к власти в отношении к все более и более поднимавшей голову военщине, страдал роковой дряблостью, в отношении к работе сил, враждебных демократии и социализму, допускал непозволительную терпимость, при вполне определившихся требованиях быстрого, ни перед чем не останавливающегося проявления власти, чувствовал себя неуверенным и нередко обуреваемым сомнениями, возможно ли демократии применять меры насилия, нужно ли во время напряженной борьбы с большевиками ограничить свободу слова, собраний и т. д. Во всем этом было много и от непривычки к власти, и от политического романтизма, и от наивной веры в возможность «широкой коалиции» и в неизбежность «общенационального»

фронта для всех активно боровшихся с большевиками, но в то же время далеко расходящихся между собой по своим социальным устремлениям, политических группировок.

Комучу не удалось сделаться сильной демократической властью. Тогдашние руководители волжского фронта совершили ряд крупных и роковых ошибок. Волжский фронт под напором большевиков и сибирской реакции был разгромлен. Партия социалистов-революционеров потерпела на Волге поражение, от которого еще не оправилась и до сих пор. Но внешний крах волжского фронта далеко не говорит еще о крахе демократической идеи, одушевлявшей двенадцать лет тому назад участников волжской борьбы против большевиков. Большевики временно оказались победителями, но старая тяжба между свободой и деспотизмом, народовластием и диктатурой не только не была устранена из глубин русской жизни, но к началу второго десятилетия господства большевиков приобрела особую напряженность. Под деспотическим гнетом партийной диктатуры неудержимо растут силы, которые сбросят изжившую свое внутреннее содержание коммунистическую олигархию. Дело, начатое двенадцать лет тому назад на Волге, не погибло, и лозунги свободы и народовластия вновь находят резонанс в народных низинах. Защита демократии и свободы будет совершаться при более благоприятной международной политической обстановке и при большей политической сознательности трудовых масс. Найдутся и новые люди, которые с большим, чем двенадцать лет тому назад, успехом помогут мучительному процессу рождения демократии и свободы в измученной большевицким режимом великой стране.

В. Архангельский