Белая Армия

Предшественница Комитета — большевистская власть, верная своим принципам о необходимости регуляции государственной властью всех сторон жизни, частной и общественной, со свойственною ей жестокостью и прямолинейностью проводила этот принцип и в области продовольственного дела. Твердые цены, заграждения, воспрещение частной торговли предметами продовольствия, продовольственные голодные нормы и карточки — все это осуществлялось с фанатическим ослеплением, не останавливавшемся ни перед какими нелепостями их практических последствий и жестокостями над населением.

Последствием этой политики было неслыханное вздорожание предметов продовольствия, исчезновение их с рынка и, в конечном счете — всеобщее разорение и голод. Разруха транспорта, беспрерывный рост цен на предметы продовольствия и бесконечное вмешательство власти в продовольственное дело служили непреодолимыми препятствиями для правильного обмена, а вследствие этого, и для нормального развития продовольственного дела. Явление это было повсеместным, лишь с небольшими вариациями в степени и силе. Правда, Самарская губерния, как губерния производящая, не так страдала от голода и всеобщей разрухи, как центральные потребляющие губернии России. Но существо и характер продовольственного положения был общий для всех местностей России, в том числе и для Самары с ее губернией.

Несомненно, что причины общего характера — всеобщая разруха, падение производительности, расстройство транспорта и прекращение обмена — не могли быть устранены сразу и окончательно тем или другим мероприятием государственной власти. Для восстановления нормального положения требовалось и время, и напряжение сил не только власти, но и самого населения. Но искусственно созданные властью затруднения и ненормальные отношения требовали немедленного их устранения, чтобы открыть возможность и создать условия для свободного развития всей хозяйственной деятельности, в результате чего, с естественной необходимостью, могло наладиться и нормальное продовольствование населения.

Необходимость устранения этих искусственных стеснений и ограничений сознавалась и чувствовалась всеми слоями населения, кроме большевиков и их сторонников. Сознавалась она и Комитетом. 

Поэтому, в первом же своем приказе, от 6 июня 1918 года, Комитет, объявляя о принятии им на себя власти, заявлял, что «все ограничения и стеснения в свободах, введенные большевицкими властями, отменяются».

Результаты устранения искусственных и тяжелых пут в продовольственном деле были исключительно благоприятны. В первые же дни самарские рынки наполнились всеми предметами продовольствия. Хлеб, мясо, молочные продукты, всякого рода плоды и овощи имелись на рынках в неограниченном количестве. Цены на них сразу понизились в 2-3 раза против цен, существовавших при большевиках. То же самое явление и почти в тех же формах наблюдалось и в других местностях Поволжья по освобождении их от гнета большевицкой власти. По занятии того или другого города немедленно из Самары отправлялись туда пароходы и баржи с запасами хлеба и всякого рода продовольствия. Но и независимо от продовольственных мер этого рода, население, освобожденное от оков правительственной регламентации, само искало и находило естественные способы и пути нормального обмена и продовольствования. При этом всюду наблюдалось одно явление: резкое понижение цен на все предметы питания. Казалось бы, что с устранением казенной нормировки откроются возможности и пути к спекуляции и, несмотря на наличие достаточного запаса продовольствия, цены на них будут стоять высокие, имея при этом постоянную повышательную тенденцию. Однако, за весь 4-месячный период существования Комитета ему ни разу не приходилось заниматься вопросами о дороговизне предметов продовольствия или об отсутствии или большом недостатке их в том или другом пункте освобожденной территории.

Вследствие этого продовольственный вопрос редко привлекал внимание Комитета, и те или другие мероприятия Комитета по этому вопросу вызывались не наличием определенного затруднения в продовольственном положении населения, а, скорее, заботами о снабжении продовольствием армии.

Изданный через три недели по падении в Самаре большевицкой власти приказ № 53 от 27-го июня вновь подтвердил об отмене твердых цен на хлеб и устанавливал лишь некоторые правила для деятельности продовольственных органов — Продовольственной Управы и Хлебного Совета.

В основании этого приказа лежали не продовольственные затруднения, не растущая дороговизна, а лишь «интересы правильной постановки продовольственного дела», под которыми понималось лишь установление правил для продовольственных органов, а не урегулирование потребления и распределения, вызываемого обычно недостатком предметов продовольствия. При этом, приказ этот, называясь «По продовольственному вопросу», в своем содержании касался, кроме вопросов организационных, исключительно хлеба, не упоминая других предметов продовольствия.

Отмену твердых цен и отказ от нормировки продовольственного дела большевики и их пособники старались объяснять как меры, принятые в интересах буржуазии. (см. И. Майский, «Демократическая контр-революция», стр. 86). Само собою разумеется, что это делалось ими исключительно в целях политических и агитационных. Производителями хлеба в 1918-м году были не помещики и не буржуазия, и заготовителями его являлись также не они. Поэтому трудно понять, как бы они могли извлечь себе выгоду из дела, к которому они не имели отношения. Но, если бы даже дело заготовки хлеба находилось в руках представителей этих классов, то все же не могло быть речи об извлечении ими из этого дела большой выгоды, ибо требованием того же приказа заготовки должны были подчиняться всем правилам и распоряжениям Хлебного Совета. Кроме того, резкое падение цен на предметы продовольствия после большевиков и устойчивость этих цен при Комитете едва ли являлись условиями, привлекающими внимание буржуазии, особенно буржуазии спекулятивной, к операциям с предметами продовольствия в особо широких размерах. Как показал опыт большевицкого властвования, спекулятивная буржуазия пышно расцветала не в условиях свободной хозяйственной деятельности, а вскармливалась и обогащалась в условиях советской регламентации хозяйственной жизни.

Другой приказ Комитета, косвенно касавшийся продовольственного дела и изданный в разъяснение приказа № 124 о частновладельческих посевах, вызывался, скорее, целями политическими и административными, нежели продовольственными. Сложность возникших между арендаторами и частными владельцами, с одной стороны, и крестьянами, с другой, отношений из-за посевов 1917 и 1918 г.г. и возможность неиспользования этих посевов из-за существовавших споров, требовали вмешательства власти в эти отношения и сообщения им направления и разрешения, способного устранить эти споры более или менее безболезненно и удовлетворительно. Снятие посевов арендаторами и частными владельцами противоречило сознанию крестьянства, признававшего все земли перешедшими в его владение. С другой стороны, представлялось явной несправедливостью лишение посевов тех лиц, которые произвели эти посевы. Разрешение вопроса исключительно в пользу той или другой из спорящих сторон и принципиально, и по возможным практическим последствиям не могло являться желательным. Поэтому Комитет, исходя из интересов государственных и административных, признал необходимым объявить, что «весь хлеб, посеянный частными владельцами и арендаторами, предназначается для нужд государства».

Указанными двумя приказами исчерпываются мероприятия Комитета по продовольственному делу. Требования момента заключались в то время не в усилении регламентации продовольственного дела, а в освобождении населения от пут и оков, наложенных на его хозяйственную деятельность большевицкою властью. Новой власти достаточно было объявить о снятии этих оков и стеснений, чтобы жизнь пошла по естественному и нормальному руслу. И опыт Комитета в области продовольственных отношений наглядно показал, как вредно и опасно было безграничное вмешательство большевицкой власти в хозяйственные отношения, как губительна была мелочная и всесторонняя нормировка жизни. Тот же опыт в достаточной мере оправдал политику Комитета, заключающуюся в отказе от методов принудительной регуляции продовольственных отношений и дела.