О Белых армиях » Мемуары и статьи » С. Н. Николаев. Политика Комуча. Опыт и характеристики. » 7. ОСНОВЫ ОРГАНИЗАЦИИ АРМИИ И ХОД БОРЬБЫ |
Организация армии Комитета и управление ею, а особенно начала, положенные в основу их, всегда вызывали со стороны некоторых кругов резкие возражения и действительно являлись одной из слабейших сторон деятельности Комитета. Переворот в Самаре был совершен небольшим отрядом революционеров, состоявшим из нескольких сот рабочих, крестьян, интеллигенции и офицеров, и был поддержан подошедшими со стороны Сызрани чехословацкими частями. Руководители движения не могли рассматривать переворот, как явление местного значения. Ими ставилось целью освобождение всей России от большевицкого ига, восстановление восточного фронта мировой войны, изгнание из пределов России австро-германских войск и уничтожение Брест-Литовского мира и его последствий. Задача была огромная и трудная. Между тем, средства для достижения ее были намечены и приняты неимоверно малые и слабые. Объявляя о совершившемся перевороте и призывая рабочих, крестьян и всех тех, кому дороги честь и независимость России, Комитет членов Учредительного Собрания прокламировал комплектование армии на добровольческих началах. В основу организации армии были положены следующие начала:
Армии присваивалось наименование «Народная Армия»; отличительным знаком военных была признана георгиевская ленточка наискось околыша фуражки (приказ № 2 от 8-го июня 1918-го года и правила об организации Народной Армии). Организованная на добровольческих началах, армия имеет и свои достоинства, и свои недостатки. Она, обычно, составляется и пополняется исключительно людьми, преданными идее борьбы и готовыми служить этой идее, не щадя своего здоровья, жизни, благополучия. Основанная на сознании своего долга служения Родине, такая армия всегда отличается наибольшей сознательной дисциплинированностью, наибольшей спаянностью ее составных элементов и наибольшей боеспособностью. Но она кроет в себе опасности, неизвестные армии, организованной на принудительных началах. Тяжесть службы, неудачи борьбы, ЧАСТО вызывают в людях разочарование, в результате чего, за отсутствием формальных препятствий и принудительных воздействий, часто следует оставление чинами армии рядов последней. Кроме того, такая армия никогда не может быть численно велика. Этих недостатков не была чужда и Народная армия, хотя они для ее судеб и боеспособности не имели решающего значения. Собственно Народная армия, ее основное, организованное на добровольческих началах, ядро численно не превышало двух десятков тысяч бойцов. Состав ее был довольно пестр. Отдельные ее части состояли из крестьян, рабочих, интеллигенции, учащейся молодежи и офицерства. Части ее по своему составу были или смешанные или однородные. В районе Симбирска и Казани были организованы и действовали на фронте офицерские отряды. Под Вольском и Николаевском (Самарской губернии) оперировали отряды, составленные, главным образом, из крестьян; в Уфе был организован отряд из железнодорожников, под командой Шоломенцева и, наконец, на ижевском фронте действовали отряды, составленные исключительно из рабочих Ижевского и Воткинского ружейных заводов. Возникшие самостоятельно, в результате восстания рабочих названных заводов против большевиков, Ижевско-Воткинские отряды борцов, по установлении связи с Комитетом, немедленно и безусловно признали власть Комитета и вошли в состав Народной армии. Наряду с такими однородными частями, существовали части, состоящие из самых разнообразных элементов — рабочих, крестьян, интеллигенции и офицерства. Но, различаясь по своему составу, все добровольческие части представляли из себя качественно единую и равноценную силу. Дух этой армии всегда, не только в минуты успехов, но и в периоды длительных неуспехов и неудач, стоял на редкой высоте. Армия представляла из себя единую семью, спаянную одной великой идеей борьбы с врагом за освобождение Родины от внутренних насильников и иноземных врагов. Связанные одними уза- ми борьбы и боевого товарищества, в отношениях между собою члены этой семьи чувствовали себя равными, независимо от того, крестьянин он или интеллигент, рабочий или офицер. Значение этой связи чувствовалось и одинаково оценивалось всеми начальниками, как высшими, так и низшими, и всякая возможность нарушения этой связи и угашения этого духа избегалось ими. Недаром сокрушался полковник Каппель, когда при правительстве адмирала Колчака были восстановлены в армии погоны, справедливо полагая и предвидя, что введение внешнего отличия между офицерами и солдатами внесет с собой в армию внутреннее разъединение и отчуждение офицерства от солдат. Сознание этой опасности было у всего боевого офицерства Народной армии, и офицеры ее, желая избегнуть вредных последствий ношения погон, часто предпочитали не носить их, несмотря на неизбежные за то кары. Дух жертвенности и подвига в Народной армии был так велик, что редко кто из ее состава воспользовался предоставленным правом выйти из армии по истечении установленного законом срока. Офицеры и солдаты выбывали из рядов армии только пораженные пулею противника или болезнью. Добровольческая часть армии составляла основное ядро и душу всей армии и вынесла на своих плечах всю тяжесть неравной борьбы с противником. Она бросалась в бой в самые ответственные и трудные моменты, и в самых важных направлениях, и всегда выходила из боя с честью. Такова была по составу и духу Народная армия. Но принятый Комитетом первоначально принцип организации армии на добровольческих началах все же, в конечном счете, был неправилен. Перед Комитетом стояла задача, требующая напряжения сил всей нации — задача борьбы и победы над врагом внутренним и внешним. Задача эта неизмеримо превосходила силы Народной армии, хотя и героической. Расчеты Комитета были построены на предпосылке, что советская власть будет свергаема не только вооруженными силами Комитета, но и внутренними усилиями советского населения. Но это предположение Комитета не оправдалось. Население центральной России, несмотря на невыносимый гнет и насилия власти, оказалось крайне инертным и не делало попыток к вооруженной борьбе с большевиками. В то время как все окраины были объяты пламенем восстания против советской власти, центральная Россия спала сном, хотя и кошмарным. Между тем советская власть поняла всю опасность волжского движения. Военный комиссар Троцкий издал приказ о переброске сил со всех фронтов на волжский фронт с тем, чтобы во что бы то ни стало раздавить Народную армию и чехов. Возможная затяжка борьбы и усиливающееся сопротивление врага ставили пред Комитетом вопрос о соответствующем усилении своей военной силы. Приток добровольцев, широкий в начале, с течением времени, естественно, сокращался. Приходилось думать о нормальных способах и формах комплектования армии — о мобилизации. 30-го июня 1918-го года, приказом № 54, был объявлен призыв в войска всего мужского населения, родившегося в 1897 и 1898 г.г., а также призыв некоторых категорий офицеров и военных чиновников. Приказом от 3-го июля за № 71 устанавливалось, что «никакие льготы по семейному положению и по образованию при призыве не даются и что служба в правительственных, общественных и других учреждениях от призыва не освобождает». Сила этих приказов распространялась на всю подвластную Комитету территорию. Приказом № 102 от 10-го июля Комитет разъяснил, что населяющие территорию Комитета граждане не русской национальности «привлекаются к несению обязанностей воинской повинности наравне с российскими гражданами» (очевидно, с русскими. С. Н.). Основанием призыва молодых возрастов служило, главным образом, то соображение, что внесенное большевиками разложение коснулось этих возрастов в наименьшей степени и что эти возрасты представляли из себя наиболее пригодный материал для создания из них дисциплинированных солдат. В этом, несомненно, была доля правды, но расчеты Комитета и военных властей в этом отношении едва ли оправдались полностью. В общем, мобилизация проходила везде без заметных затруднений и инцидентов, несмотря на наступившее время полевых работ. Являвшиеся по призыву составляли значительный процент подлежавших призыву, и картина мобилизации и явки призываемых представляла полную противоположность большевицким опытам в этом отношении. В основу организации военного дела, согласно доклада Управляющего Военным Ведомством, было положено: 1) недопустимость участия военнослужащих в политических партиях, по правилу «армия вне политики»; 2) сохранение дисциплинарных взысканий за проступки, за исключением тяжких и позорящих; 3) равноправность всех чинов армии вне службы и соблюдение субординации во время несения службы и 4) необходимость установления мер для сближения офицеров и солдат и для поднятия культурного уровня и гражданской зрелости солдатских масс. Т. о., результаты мобилизации и начала внутренней организации армии, по моему мнению, нельзя было признать неудовлетворительными. Но создание армии и надлежащая подготовка ее не исчерпывают всего военного дела и искусства. Доброкачественность и боеспособность армии в значительной степени зависят от организации военного управления, надлежащего практического проведения принципов организации армии в жизнь, и искусства стоящих во главе армии лиц. В этом отношении позиция Комитета и работа военных властей оставляли желать многого. Организация военного управления была крайне неопределенной и бессистемной, и управление находилось в руках лиц и групп, далеко не во всем согласных с Комитетом. Приказом Комитета от 6-го июня за № 1 формирование армии, командование военными силами и охрана порядка в городе и губернии возлагались на Военный Штаб в составе: Начальника Штаба полковника Н. А. Галкина, Военного Комиссара румынского фронта Б. Боголюбова и члена Учредительного Собрания Г. К. Фортунатова, с предоставлением им чрезвычайных полномочий. С учреждением особого Военного Ведомства полковник Галкин был назначен Управляющим этим Ведомством. Помощниками его были назначены В. И. Лебедев и поручик В. Взоров. Но фактически и центральное Военное Управление и Военный Штаб оставались в беспредельном хозяйничанье Галкина. Лебедев и Фортунатов все время находились на фронте, руководя боевыми операциями, и потому не имели почти никакого отношения к делам управления. Боголюбов вскоре выбыл из состава Штаба, а В. Взоров, молодой поручик, не имел ни возможности, ни времени, ни авторитета для влияния на дела управления. Заменить же фактически устранившихся от дел управления другими лицами Комитет, не располагая военными специалистами из политически к нему близких лиц, не имел возможности. После падения Уфы, в начале июля, Комитет мог ввести в органы центрального управления генерального штаба подполковника Ф. Е. Махина, но допустил ошибку, назначив его на фронт в качестве командующего в одном из направлений сызранского фронта. Таким образом, военное управление оставалось в руках одного Галкина. Неумный, но довольно самоуверенно-развязный и побуждаемый и поддерживаемый некоторыми кругами (особенно военными верхами), он нередко противопоставлял себя Комитету, и сумел собрать во всех центральных военных учреждениях и в местных военных управлениях лиц с определенно старыми традициями и яркими антипатиями к политике Комитета. Работа всех этих лиц, сторонников старых методов воспитания и обучения солдатских масс, несмотря на определенно противобольшевицкое настроение мобилизованных, во многих местах привела к тому, что мобилизованные солдаты в большом числе разбегалась по домам, или в боевом отношении не представляли пригодного материала. Грубое обращение и неуместно строгие меры взыскания некоторых местных начальников в тылу иногда создавали в солдатских массах оппозиционное настроение к власти вообще. Жертвою такого настроения сделался с.-р. Цодиков, командированный в Бузулук для воздействия мерами убеждения на дезертиров, и павший от пули большевика. Другим следствием неумелого воспитания мобилизованных солдат явилась недостаточная подготовленность их к боевой службе. В тяжелые минуты борьбы добровольцев с силами врага, в десятки раз превышавшим силы добровольцев, требовалось иногда срочное их подкрепление. Но неподготовленность мобилизованных, несмотря на значительные их кадры, не позволяла отправлять на фронт необходимое своевременное подкрепление изнывавшим в неравной борьбе добровольцам. Недостатки управления и подготовки войск были очевидны. Были ясны и причины их. Комитет неоднократно принимал меры к устранению их путем увольнения явно непригодных начальников или неутверждения таких лиц в должностях. Но меры эти не были достаточны и решительны. Неоднократно ставился вопрос о смещении полковника Галкина, но соображениям разного порядка, часто не имевшие отношения к интересам военного управления, отодвигали разрешение этого вопроса на неопределенное время. Лишь в конце своего существования Комитет постановил уволить Галкина от занимаемых им должностей. Но быстрое развитие трагических событий на фронте помешало проведению этого решения в жизнь. Ошибкой Комитета было и то, что он оставил без всякого наблюдения и руководства различные военные управления и части. К учреждению должностей особоуполномоченных в частях армии, за полной утратой к этому институту доверия вследствие большевицкого опыта, Комитет относился отрицательно. Вследствие этого армия осталась без наблюдения и политического руководства, особенно в ее верхах, в результате чего оборвалась необходимая связь между властями армий. Предоставленные самим себе, верхи армии, руководившие общим направлением деятельности военного ведомства, вели политику, для Комитета вредную, направляя свое внимание и усилия к укреплению Сибирского правительства, отвечавшего их привычкам и симпатиям. В составе армии Комитета, кроме добровольческих и мобилизованных частей, имелись еще войсковые образования особого рода: чешско-русские полки, казацкие и инородческие части. Чешско-русские полки стали формироваться лишь во второй период деятельности Комитета, когда ясно выявились политические разногласия военных с Комитетом. Цель формирования этих полков заключалась не только в усилении военных кадров; им ставились цели и политического характера. Развивавшаяся в верхах офицерства оппозиция к Комитету требовала противопоставления им соответствующей военной силы, независимой от русского командования. Поэтому, составляясь из русских и чехов, эти полки во главе имели чешских командиров и были подчинены непосредственно чешскому командованию. Но, вследствие позднего возникновения, эти части не могли выполнить возложенных на них задач ни боевых, ни политических. Своеобразное положение занимали в армии казацкие и башкирские части. Подчиняясь общему командованию, эти части имели самостоятельное управление. Признавая формально власть Комитета членов Учредительного Собрания, высшее управление этих формирований на практике вело самостоятельную политику. Казаки-уральцы, несмотря на эту самостоятельность, руководимые своим правительством, во глазе с г. Фомичевым, несли огромную работу по борьбе с большевиками. Окруженные с трех сторон большевицкими силами, они вели беспрерывную и жестокую борьбу с большевиками и представляли из себя силу, борющуюся против врага наравне с Народной армией. Иначе вело себя казачество Оренбургское, возглавляемое атаманом Дутовым. Находясь в тылу и обеспеченные от прямых ударов большевиков, части оренбургского казачества предпочитали оставаться, под тем или другим предлогом, в тылу, и неоднократные попытки Комитета и командования Народной армии перебросить некоторые части оренбуржцев на помощь частям Народной армии оставались безрезультатными. Атаман Дутов, будучи членом Комитета, вел политику определенно Комитету враждебную, входя в непосредственные сношения с Сибирским правительством, часто во вред Комитету. Башкирские части также воздерживались от прямого участия в боях на фронте. И лишь впоследствии, когда большевики стали угрожать Уфимской губернии, башкирские полки были брошены на фронт и приняли живое участие в борьбе с большевиками. Бок-о-бок с войсками Комитета вели борьбу против большевиков части чехословацкой добровольческой армии. Помощь этой армии Комитету была так значительна, что не представляется возможным не сказать об этом несколько слов. После крушения восточного фронта мировой войны положение чехословацких легионов, созданных при Временном Правительстве и ведших наравне с русской армией борьбу против австро-германцев, было поистине критическое. Путь к спасению их от австро-германской мести был лишь один, это — уйти из пределов России и бороться с центральными державами на западном фронте. Ближайший путь на запад лежал через Архангельск. Но руководимый миссией графа Мирбаха Совнарком затруднил этот путь для чехов. Чехословацким легионам оставалось единственное направление движения — на восток, через Владивосток, какой путь они и избрали. Понуждаемый тем же Мирбахом, учитывавшим всю опасность переброски чехословаков в Сибирь, а затем на западный фронт, Троцкий вначале всячески препятствовал этому движению, а затем издал приказ о сдаче чехословаками всего находящегося в их распоряжении боевого снаряжения и материала и, в случае отказа, заявлял: «Каждый чехословак, у которого будет найдено оружие на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выброшен из вагона и заключен в лагерь военнопленных. Ни один вагон с чехословаками не должен продвинуться на восток; одновременно посылаются к чехословакам в тыл надежные силы, которым поручено проучить мятежников». Для чехословаков разоружение было равносильно их уничтожению, как боевой силы, и означало превращение их в пленников австро-германцев. Поэтому они, несмотря на все угрозы Троцкого, категорически отказались подчиниться приказу и решили вооруженной рукой пробивать себе путь на Дальний Восток. В момент опубликования приказа Троцкого, чехословацкие легионы уже были растянуты на несколько тысяч верст, начиная от Бахмута, через Самару и огромные пространства Сибири. Положение и движение их на восток становились чрезвычайно трудным и опасным: на своем пути им приходилось завоевывать каждый город. И лишь неорганизованность красной армии облегчала им борьбу и движение вперед. В таких условиях они подошли и к Самаре. Чехословацкие войска в то время представляли из себя вполне организованную военную силу. Верховным их органом являлся Съезд представителей войсковых частей, избиравший отделение чехословацкого национального совета в России. Армия имела надлежащую военную организацию, с разделением на полки и дивизии, и к началу июня была разбита на три группы, в соответствии с положением их по пути движения на восток. Одна находилась в пределах Европейской России под командой полковника Чечека, другая в Сибири — в непосредственном командовании генерала Сырового, и третья — на Дальнем Востоке под командой капитана Гайды. Главнокомандующим всеми тремя группами состоял генерал Сыровый. С частями полковника Чечека и пришлось вести Народной армии совместную борьбу против большевиков. По своему составу чехословацкая добровольческая армия, в огромном своем большинстве, состояла из крестьян и рабочих. Как среди руководителей ее, так и среди рядовой массы, преобладающее большинство составляли социалисты и социалистически настроенные массы. И по составу, и по методам и формам организации и управления, армия была демократической. Политическая и социальная программа чехословацких войск почти полностью совпадала с таковой же программой самарских революционеров, что и послужило объединяющей основой самарцев и чехословаков. Кроме общности взглядов, решающую роль в ведении совместной борьбы сыграла и общность их врага. Но не подлежит сомнению, что чехословацкие войска не приняли бы участия в борьбе против большевиков совместно с таким русским антибольшевицким правительством, программа которого противоречила бы программе чехословаков. Об этом они неоднократно делали заявления и это на деле доказали по падении власти Комитета. Ведя борьбу вместе с русскими социалистами и против общего их врага, чехословацкая армия имела и свои специальные задачи. Создавая фронт на Волге, они обеспечивали себе тыл при движении на восток. Вместе с тем, большевицкие силы в Сибири и на Дальнем Востоке, оторванные от центра и лишенные его помощи, в значительной мере обессиливались и в борьбе не могли представлять серьезного врага. Кроме этих мотивов, борьба чехословаков против советской власти определялась также искренним их желанием помочь русскому народу в деле свержения коммунистической власти. «Мы, чехословаки, выступив три месяца тому назад, поставили перед собою задачу помогать русскому народу в осуществлении его идеалов, помогать ему в деле восстановления единой, нераздельной России для спасения завоеваний революции, для сохранения народовластия, для утверждения Учредительного Собрания». Так заявлял представитель чехословаков, доктор Богдан Павлу. Аналогичные заявления делали и легионеры-социалисты в своем обращении к русским социалистам в начале августа 1918-го года. Протестуя против распространяемой большевиками клеветы о коитр-революционности чехословацких войск, они заявляли: «Наша армия демократическая... Мы, как социалисты, уверяем вас, что наша армия не будет и не может быть использована в целях контр-революции... Будьте уверены, что мы вполне сочувствуем следующим, вами выставленным, лозунгам: созыв Учредительного Собрания, непризнание Брестского мира, защита гражданских свобод, охрана труда и защита профессиональных союзов, передача всей земли народу, недопущение военной диктатуры». Воззвание это, подписанное 18-ю виднейшими социалистами, по поручению всех социалистов чехословацких войск, несомненно, правильно отражало действительное настроение чехословацкой армии. Верные этим заявлениям, чехословацкие войска оказали Комитету и Народной армии на Волге действительную и огромную помощь. Переворот в Самаре был совершен накануне прихода чешских войск. Но русские революционеры, без помощи подошедших чехословацких войск, едва ли были бы в состоянии не только развить дальнейшую борьбу с врагом, но и удержать город в своих руках. Тамбов и Пенза были к тому печальными примерами. Революционеры нуждались во всем: у них не было армии, налаженного управления, средств. Создание всего этого требовало и времени, и огромных усилий. И наличие чехословаков, и оказанная ими помощь дали действительную возможность вновь возникшей власти создать необходимые силы и средства для борьбы. Но помощь чехословацких войск заключалась не только в этом. Желая помочь русской демократии в достижении поставленных ею задач, чехословацкие части приняли участие в борьбе против большевиков совместно с "Народной армией. Численно достигая на фронте Учредительного Собрания 7-8 тысяч, чехословаки вынесли на своих плечах всю тяжесть борьбы наравне с добровольческой частью Народной армии на самых ответственных направлениях и фронту. Они приняли участие в занятии Симбирска, Казани и Сызрани, они же, вместе с добровольцами, отражали натиск красных и испытали все тяжести отступления от названных городов. Размер и значение чехословацких войск сознавались всеми, кто имел то или иное отношение к борьбе с большевиками. Вместе с тем, сознавалась и необходимость не только внутреннего единения чехословацких войск с Народной армией, но и объединение внешнего, формального. Сознание этой потребности и выразилось в назначении полковника Чечека командующим всеми войсками Народной армии и мобилизованными частями Оренбургского и Уральского казачьих войск (см. приказ № 114 от 17-го июля 1918-го года), поставившем полковника Чечека главнокомандующим всеми силами — чехословацкими и русскими, — действовавшими на территории Комитета членов Учредительного Собрания. По создании некоторой боевой силы — добровольческих отрядов — перед Комитетом встал вопрос о нанесении большевикам дальнейших ударов. Направление ударов намечалось само собой. В первую очередь, это было занятие Сызрани и Симбирска — двух пунктов, представлявших существенное стратегическое значение. Находясь в руках советской власти, Сызрань открывала для нее пути сообщения по Волге и Московско-Казанской железной дороге; Симбирск, являясь узловым пунктом у Волги двух железнодорожных путей: Московско-Казанской и Волго-Бугуминской, открывал для большевиков путь для ударов в тыл войскам, действовавшим в пределах Самары. В виду такого значения этих двух пунктов, Военным Штабом было решено завладеть этими городами. Без большого труда в начале июля была занята Сызрань. 22-го июля отрядом подполковника Каппеля, пришедшем из Сызрани, был занят Симбирск. После занятия двух этих важных пунктов сама собою разрешалась судьба уездных городов, Ставрополя и Сенгилея. В начале июля была взята Уфа, что имело важное военное и политическое значение. Обладание Уфой открывало непосредственное сообщение с Сибирью. Вскоре по свержении советской власти в Самаре последовали выступления против советов и свержение их власти в Оренбурге и в Уральске. 7-го августа северной группой войск была взята Казань. Политическое значение этого события было огромно. Пораженные, как громом, большевики поставили вопрос об эвакуации Нижнего Новгорода, и нижегородский совдеп только большинством одного голоса решил этот вопрос отрицательно. Занятие Казани внесло большое смущение и тревогу и в центральное коммунистическое правительство. По занятии Казани Народной армией, открывалась широкая возможность дальнейшего движения на Нижний Новгород и на Алатырь. И лишь недостаток сил и утомление частей Народной армии не позволили развить успех. Утрата Казани была для большевиков тем более ощутительна, что она предоставляла в руки противника огромные богатства — ценностями и военными материалами. Одновременно шло продвижение на юг, к Саратову, причем был занят Хвалынск и два раза занимался Вольск, оставшийся, однако, в конце концов, за красными. Вслед за падением Казани, последовало восстание против большевиков рабочих Ижевского и Воткинского заводов. Без боя взяты были города Буинск, Тетюши, Спасск и все города, лежащие по Каме и Белой, вплоть до Сарапуля. Переломным месяцем в истории военных действий против большевиков был сентябрь. В конце августа, после необходимого отдыха, северной группой было предпринято наступление на Свияжск, имевшее своей целью не столько захват этого, ничего из себя не представлявшего, городка, сколько занятие моста через Волгу, так называемого Романовского. Операция эта не дала желанных результатов. Красные, превосходившие силы Народной армии и чехов в десятки раз, и состоявшие преимущественно из латышей, немцев, мадьяр и других иностранцев, оказывали упорное сопротивление и не уступили занимаемых ими позиций. С этого момента начались неудачи Народной армии, и инициатива перешла к противнику. Учтя неудачу противника, красные перешли в наступление и отодвинули части Народной армии к селу Услону, на правом берегу Волги, против Казани. Заняв высоты у Услона, красные отрезали Казань от Волги и держали ее под артиллерийским обстрелом в течение трех дней. Вследствие этого, значение Казани утрачивалось, и руководители Народной армии 10-го сентября покинули ее без боя, отходя в двух направлениях: отряд полковника Степанова через Лаишев на Чистополь, а части полковника Каппеля — вниз по Волге, к Симбирску. Сосредоточив около Симбирска значительные силы, красные одновременно повели наступление и на Симбирск. Оборонявшие Симбирск части были невелики, и 12-го сентября они вынуждены были покинуть город. Части полковника Каппеля не подоспели к тому времени. Подойдя дня через два к району Симбирска, эти части повели наступление на Симбирск, с боем заняли лежащий против Симбирска, на левом берегу реки, пригород Часовню, прогнав противника на другую сторону. Падение Симбирска было неизбежно, но красные, подойдя от Тетюш к Майне, в количестве до пяти тысяч человек, создали угрозу действовавшим под Симбирском частям Народной армии с тыла, и эти части были вынуждены начать отступление на Мелекес и далее, на Бугульму, по линии железной дороги. Вскоре за падением Симбирска начался нажим противника и на сызранских направлениях. Но здесь удач они не имели. Сызрань была оставлена чехами и частями Народной армии лишь вследствие угрозы Самаре со стороны Ставрополя. Движение красных от Ставрополя на Сергиевские Воды ставило Самару в тяжелое положение, и 7-го октября была оставлена и Самара, а 9-го числа ее заняли красные. Двоякого порядка были причины начавшихся неудач Народной армии и чехов на волжском фронте. Одни из них лежали в самом Комитете, другие — вне его. К первому ряду причин относятся ошибки стратегического порядка и недостатки комплектования и вооружения армии, а также и управления ею; ко второму — условия объективного порядка: внутреннее состояние советской России, обусловливавшее усиление противника, и отношение к Комитету некоторых государственных образований, в тылу его лежавших. Стратегическая ошибка командования заключалась в том, что развитием операций на север, в сторону Казани, слишком растянулся фронт и разбросались и без того небольшие и, притом, утомленные в походах и боях вооруженные силы Комитета. Но ответственность за растяжение фронта лежит, однако, не полностью на главном командовании. Последнее выработало план операций на юг, в сторону Саратова: осуществление его могло дать огромные стратегические преимущества. Занятие Саратова было легко и выгодно. Население Саратовской губернии в огромной своей массе было настроено активно антибольшевицки, и в течение лета 1918-го года было несколько восстаний как в губернии, так и в самом городе. Занятие Саратова содействовало бы легкой и быстрой ликвидации частей красной армии, действовавших на левом берегу Волги в пределах Хвалынска, Николаевска и Новоузенска, отвлекавших значительные силы Народной армии и всецело поглощавших силы Уральского казачества; с другой стороны, оно привело бы к установлению непосредственной связи и комбинированных действий с Добровольческой армией генерала Алексеева. К сожалению, план этот был нарушен действиями руководителей северной группы войск, — особоуполномоченного Комитета Б. К. Фортунатова, командующего северной группой полковника Степанова и Помощника Управляющего Военным Ведомством В. И. Лебедева. Соблазненные перспективами захвата огромных богатств, — денежных и материальных, — и заманчивого политического эффекта, они, за собственный страх и ответственность, без разрешения главного командования, предприняли наступление на Казань, и сообщили об этом генералу Чечеку и Комитету лишь тогда» когда уже было невозможно исправление, прося при этом о предании их военному суду за нарушение дисциплины. Опечаленный этим фактом нарушения общего плана и дисциплины, генерал Чечек, в заседании Комитета, заявил о неминуемом предании полковника Степанова военно-полевому суду, предлагая то же самое Комитету в отношении Б. К. Фортунатова и В. И. Лебедева, подчиненных Комитету. Но... военные добродетели древности и пример Муция Сцеволы, очевидно, малоубедительны для современности. Теперь победителей не судят. Не судили также и Степанова, Фортунатова и Лебедева. Но суд, конечно, не исправил бы ошибки и нарушенного общего плана кампании.
|