Белая Армия

Вслед за свержением советской власти в Самаре последовали восстания против этой власти и ниспровержения ее в ряде других районов. В течение июня и июля месяцев советская власть была свергнута, одновременно с Поволжьем, в Сибири и на Урале. Свержение власти происходило не по предварительному взаимному соглашению восстающих районов, а стихийно и разрозненно. Вследствие этого, одно освободившееся от большевиков место часто оставалось без связи с другим. Поэтому, естественно, что каждый освобожденный район представлял из себя как бы новое государственное образование и имел естественную потребность к созданию своей государственной власти. В результате этого, в течение лета 1918-го года возникли правительства: Уральского казачьего войска, Сибирское, Северное, Областное правительство Урала и Дальне-Восточное.

Наряду с такими территориальными государственными образованиями возникали объединения и правительства по признаку национальному. Так, возобновило свою деятельность, возникшее в 1917-м году, национальное управление тюрко-татар внутренней России и Сибири, с местопребыванием в Уфе, образовалось Башкирское правительство со своим советом министров в Серлитаманске, и Киргизское правительство Алаш-Орды.

Все эти правительства, и по своей организации, и по своим социально-политическим программам и настроениям, и по ближайшим задачам, какие они ставили себе, представляли большое разнообразие.

Одни из них рассматривали себя как власть временную, имеющую своею задачею подготовку к созданию единой всероссийской власти, другие имели перед собой задачи более длительные и рассчитывали на свое существование и по создании всероссийской власти, в качестве областных или национальных правительств.

Социально-политическая программа их определялась, с одной стороны, взглядами и партийною принадлежностью лиц, стоявших во главе этих правительств, а с другой — интересами и чаяниями тех социальных слоев, на которые правительства эти опирались. Одни из этих правительств продолжали, с некоторыми изменениями, политику Временного Правительства 1917-го года, восстанавливая все действовавшие при нем нормы закона и учреждения, другие — значительно отклонялись от этих норм в сторону приближения к дореволюционному законодательству.

В зависимости от всего этого разнообразия, тенденций и форм этих правительств, в значительной мере слагались и формы взаимоотношения между ними и Комитетом членов Учредительного Собрания.

Ближайшей своей политической задачей Комитет ставил восстановление единой и общей государственной власти для всей России. Правомочным органом для создания этой власти Комитет считал лишь Всероссийское Учредительное Собрание, созыв которого он признавал одной из первоочередных своих задач. До созыва же Учредительного Собрания единственно правомочным органом, исполняющим общенациональные государственные задачи, Комитет мыслил себя. Поэтому он полагал, что взаимоотношения между ним и образовавшими правительствами должны быть такими, при которых Комитет должен признаваться государственным центром. Однако, отношения между центром и такими правительствами, по мнению Комитета, не должны были предрешать форм государственного строя России и должны были покоиться не на принципах федерации свободных государств, а на основах широкой автономии. Комитет полагал, что признание федеративных отношений предрешало вопрос о государственном устройстве России.

Признавая «для восстановления единой, сильной свободной России и укрепления в ней федеративно-демократического строя необходимым в предстоящей созидательной работе участие всех населяющих Россию народностей», Комитет полагал, что цель эта может быть наилучше достигнута и участие это может быть лучше всего осуществлено, с одной стороны — при условии гарантии отдельным областям и народам их прав на автономию, и, с другой — при устранении областнических устремлений некоторых правительств. При решении отдельных конкретных вопросов, приводивших Комитет в соприкосновение с другими правительствами, Комитет избирал путь соглашений и сговора.

Свое положение в этих отношениях, как временного государственного центра, Комитет определял, исходя исключительно из формальных соображений. По мнению Комитета, ни одно из вновь образовавшихся в то время правительств не имело формальных оснований для установления своей преемственной связи с павшей всероссийской властью. Лишь Учредительное Собрание, формально продолжавшее существовать, имело законное право на создание всероссийской власти. Комитет же членов Учредительного Собрания, хотя и не уполномоченный на представительство Учредительным Собранием, признавал за собою право на временное представительство У. С., к созыву которого он принимал все, возможные для него, меры. Иных оснований своего существования Комитет не искал и к удержанию за собою власти не стремился.

Эту точку зрения Комитет неоднократно доводил до всеобщего сведения и сообщал ее как областным правительствам, так и союзникам. Поэтому почти все свои распоряжения и приказы он делал впредь до разрешения соответствующего вопроса в общероссийском масштабе, или всероссийской властью.

Изложенная точка зрения Комитета встречала неодинаковое к себе отношение со стороны различных правительств и групп. Правительства и управления, организованные по признаку национальному, в полной мере разделяли точку зрения Комитета и признавали его центральным органом государственной власти. Они требовали для представляемых ими народов лишь прав на культурно-национальную автономию. В этом отношении не составляло исключения и Башкирское правительство Валидова, имевшее свои национальные войсковые части.

Почти полностью присоединялось к точке зрения Комитета и Уральское казачье правительство. В совместном заседании Комитета с представителями этого правительства, от 26-го июля 1918-го года, Председатель Уральского правительства г-н Фомичев заявлял: «Федерализм, приобретающий в настоящее момент характер сепаратного стремления, Уральское правительство считает безусловно вредным и тормозящим дело объединения России и с ним будет бороться всеми своими силами. Все правительственные областные организации, выдвинутые временно ходом событий, должны ясно и определенно поставить основной задачей момента и их существования возрождение и спасение всей России, без всяких отделений и выделений. Всякие политические обособления, вызываемые борьбой за удержание власти, недопустимы, и против этого Войско полагает необходимым бороться решительным образом...

«Власть в государстве должна принадлежать Учредительному Собранию настоящего созыва, из состава которого исключаются левые с.-р. и большевики... Комитет членов Учредительного Собрания представляет власть, распоряжающуюся освобожденной территорией...

«Войско соглашается с основными принципами строения власти по приказу Комитета членов Учредительного Собрания, вместе с тем оно считает, что только при пополнении Комитета определенным количеством членов, ему принадлежит право организации всероссийского правительства... До сих пор Уральское войско считает необходимым поддерживать и укреплять власть Комитета членов Учредительного Собрания, как предшественника по его природе, настоящей центральной власти, и вступить в согласованные сношения с Комитетом, сохраняя свою внутреннюю самостоятельность».

В заседании 27-го июля было установлено полное совпадение принципиальных позиций и ближайших практических задач Комитета и Уральского правительства.

Справедливость требует признать, что Уральское казачье правительство за все время совместной борьбы с большевиками оставалось верным сделанному им заявлению, и между ним и Комитетом не было разногласий как по принципиальным вопросам, так и по отдельным практическим задачам.

Иною была позиция двух правительств: Сибирского и Областного правительства Урала.

Отношения между Комитетом и Сибирским правительством с самого их начала носили недружественный характер. Основная причина этого лежала в различии их политических позиций и взглядов. Не меньшее значение имели здесь также резко выраженные сепаратистские стремления Сибирского правительства. Последнее рассматривало себя, как суверенную власть Сибири и к мысли о создании всероссийского правительства относилось всегда сдержанно и по существу отрицательно. Эта основная черта Сибирского правительства красной нитью проходила во всей его деятельности. Поведение представителей Сибирского правительства на совещаниях с представителями Комуча, состоявшихся 15-16 июля и 23-25 августа 1918-го года в Челябинске, нельзя было объяснять ничем иным, как желанием их сорвать вопрос о создании всероссийского правительства. Все их старания сводились к тому, чтобы вопросами технического характера и созданием мелких недоразумений оттянуть решение вопроса о созыве Совещания по вопросу о всероссийской власти. Казалось, что Сибирскому правительству безразлична судьба Европейской России; оно рассчитывало создать Сибирское государство без Европейской России, и вопрос об освобождении последней от советской власти отодвигался им на второй план. Его интересовала не борьба против большевиков и объединение сил для этой борьбы. Оно больше направляло свое внимание на округление своей территории и на установление всевозможных заграждений по отношению к территории Учредительного Собрания. Вместо поддержки — материальной и военной — это правительство занималось осуществлением таких мер, которые, по существу, являлись враждебными к Комитету. Установление им в Челябинске таможенных застав и границ, взимание таможенных пошлин с грузов, направляемых в Поволжье, чинимые им препятствия по провозке грузов и выдаче денежных переводов, претензии его на Златоустовский уезд и захват им территории правительства Урала, несомненно, диктовались не какими- либо государственными соображениями, а сепаратистскими стремлениями. Такие действия этого правительства не заслуживали бы внимания, если бы они не приносили вреда общему делу. Комитету невольно приходилось останавливать свое внимание на действиях Сибирского правительства и заявлять иногда формальный протест по поводу того или другого действия этого правительства.

Несколько неопределенны были отношения к Комитету со стороны Областного правительства Урала. Состоявшее из представителей кадетов, народных социалистов, социалистов-революционеров и меньшевиков, оно более тянуло в сторону Комитета, но, руководимое кадетом Л. А. Кролем, фактически более ориентировалось на Омск.

Но, существуя без территории, кроме гор. Екатеринбурга, и без войска, оно мало имело значения в борьбе с большевиками, и в дурной игре Сибирского правительства не имело большого веса и не могло поколебать чашу весов в ту или другую сторону.

В общей совокупности отношений между всеми этими правительствами главную роль играли Комитет и Сибирское правительство. Спор между ними проходил и развивался не столько по поводу того или иного отдельного вопроса, сколько по общему направлению и существу общей политики того и другого. Программа Комитета удерживала и развивала начала февральской революции. Политика Сибирского правительства направлялась назад, за пределы этой революции, к основным формам дореволюционной России. Это основное различие между ними определялось теми общественными силами, которые группировались вокруг того и другого. И, в конечном счете, это разделение проходило не по граням государственных единиц, а по социальным отношениям и группам. Разделение шло не по вертикальной, а по горизонтальной линии. Поэтому, нельзя в точности сказать, какое из второстепенных правительств было на стороне Комитета и какое на стороне Сибирского правительства. Но точно можно установить, какие общественные слои были с тем или другим из этих правительств. Вожделеющее о восстановлении монархии высшее офицерство, жаждущие возврата отобранных революцией земель помещики, обиженные революцией торгово-промышленные и финансовые круги — вот кто устремлялся в Омск и кто поддерживал Сибирское правительство. Комитет же на своей стороне имел основные массы трудового населения и демократическую и социалистическую интеллигенцию. По социальному своему весу две эти силы были не равны. Но одна из них -стягивалась и организовывалась, а из другой Комитет не сумел создать организованной и действенной силы. Комитет не сумел создать настоящей армии — это был первый его грех. Он не сумел собрать и сорганизовать и свою социальную базу. Это был второй его грех. За эти грехи, главным образом, он и поплатился.

Говоря о внешних отношениях Комитета, не лишне сказать несколько слов и об его отношениях с бывшими союзниками России.

Эти отношения определялись основными целями Комитета. Своей задачей Комитет ставил освобождение России не только от большевицкого ига, но и от господства австро-германцев в России. Задача эта требовала от Комитета вооруженной борьбы с немцами, а это влекло за собой восстановление восточного фронта мировой войны. Из этого вытекала необходимость объединенной и согласованной с союзниками борьбы против австро-германской коалиции и признание тех обязательств России перед союзниками, которые были даны до-большевицкими правительствами России. Но выполнение этих обязательств со стороны России связывало и союзников, требуя от них исполнения данных ими России обязательств. В ряду последних первостепенное значение для новой власти имела военная и материальная помощь, необходимая для организации армии, восстановления фронта и успешного ведения борьбы.

В своем обращении к союзникам от 3-го августа 1918 года Комитет, сообщая о ходе борьбы с большевиками и о поставленных им себе задачах, писал: «В области внешней политики Комитет сохраняет верность союзникам, отвергает всякую мысль о сепаратном мире, потому не признает силы Брестского мирного договора, формируя новые армии для борьбы с внешним и внутренним врагом, вторгнувшимся в пределы России, не знающем границ для своих империалистских вожделений. Отнюдь не питая завоевательных замыслов к другим народным территориям, Комитет не может мириться с насильственным отторжением той или иной части России, вменяет себе в непременную обязанность защитить и спасти Россию от посягательства врагов, дабы соединить отторгнутые и ослабленные части России в единое мощное государство, будущий строй которого определит полновластное Всероссийское Учредительное Собрание... Комитет, однако, находит, что эти военные действия дадут желательные результаты только при условиях ведения их с возможно большим напряжением сил. С этой точки зрения Комитет будет приветствовать поддержку вновь формируемой российской армии со стороны союзников как непосредственным участием на нашем фронте вооруженных союзнических сил, так и усилением армии военно-техническими средствами. Братское боевое сотрудничество на нашем фронте союзнических сил явится, по мнению Комитета, залогом прочного единения русского народа с союзными нациями. Рассматривая помощь союзников, как выражение их искреннего желания совместной борьбы с местным врагом, Комитет предвидит, что эта помощь не может повлечь за собой какой бы то ни было территориальной или иной компенсации за счет федеративной России, что привлечение в пределы России доблестных войск союзников имеет единственною целью борьбу с внешним врагом, но не может быть использовано никем для иных целей, в особенности для борьбы внутренней, за исключением тех случаев, когда их к этому призовет народ в лице Комитета членов Учредительного Собрания или самого Учредительного Собрания». 

Таким образом, Комитет, устанавливая необходимость борьбы с общим его с союзниками врагом и формы помощи со стороны союзников, точно определял также основы и условия этой помощи. Рассматривая ее, как выражение и способ совместной борьбы с внешним врагом, Комитет исключал мысль о компенсациях за эту помощь, связанных в какой бы то ни было форме с изменениями территориальных границ России. Ему решительно чужда была мысль о возможности и допустимости вмешательства союзнических войск во внутреннюю борьбу России без просьбы о том со стороны Комитета или Учредительного Собрания. Участие союзнических сил на восточном фронте должно было иметь единственную цель — борьбу с внешним врагом. Таким образом, Комитет стоял на той точке зрения, что борьба внутренних сил России должна быть разрешена лишь силами самих борющихся сторон, без вмешательства в эту борьбу каких либо иноземных сил. Между тем, у него были неоспоримые доказательства участия в рядах противника значительных сил, составленных из немцев, мадьяр, китайцев и т. п. Несмотря на это, Комитет категорически отклонял мысль об участии на его стороне сил союзников. Лишь беззастенчивая клевета большевиков могла утверждать, что Комитет призывал иностранные войска для внутренней борьбы, для борьбы с русским народом.

Обращение Комитета союзникам точно и определенно устанавливало формы и условия помощи со стороны союзников. Эти формы и условия не представляли в тот момент выгоды для союзников. Они требовали от союзников некоторой жертвенности, и об этом Комитет высказывал прямо и открыто. Быть может, эта прямота Комитета не была в интересах самого Комитета и не приличествовала принятым в таких случаях формам отношений. Но она имела одно неоспоримое преимущество — ясность и точность взгляда и пожеланий, не оставляющих места для кривотолков и для клеветы.

Этой же прямотой, быть может, обусловливался отчасти и характер ответа Французского Министра Иностранных дел г. Пишона. Телеграмма его на имя Комитета носила неуместно поучающий характер, что едва ли вызывалось обстоятельствами. Телеграмма гласила: «Господину Веденяпину. Самара. Из Парижа. Был счастлив узнать от Маклакова о создании правительства, имеющаго целью воссоединить Россию и восстановить нормальные условия жизни. Здесь неведом ход событий в России. У нас не знают о намерении союзников, и немцы эксплуатируют этой неосведомленностью. Восстановление прямых сношений с союзниками необходимо, чтобы выиграть время. Запросите шифры у нашего посланника в Пекине. Мы готовим новый шифр. Будьте уверенны, что Французское Правительство приветствует всякий симптом национального пробуждения в России и всячески поддержит вас в вашей задаче ее воссоздания. Но вы не должны упускать из виду следующего обстоятельства: Антанта не признает себя вправе делать выбор между политическими группами борющимися между собой, и поддерживать одних против других. События во Владивостоке и Архангельске вызвали глубокое разочарование и скептицизм по отношению к прочности всякого правительства. Однако, как только вы докажете нам, что у вас в руках реальная власть, что вас слушаются в России, что вокруг вас группируются силы, — это произведет огромное впечатление. Таким образом, ключ к вашей значительности заграницей лежит скорее в реальной силе, чем в ваших легальных правах, тем более, что последние отнюдь не несомненны. Все здесь полагают, что только Учредительное Собрание может реорганизовать Российское Государство. Но невозможно отождествлять Учредительное Собрание с его Комитетом, из которого исключены две политические партии, что колеблет самый принцип легальности... Вот почему ваше происхождение от Учредительного Собрания не имеет большого веса в глазах Европы. Это, скорее, моральная, чем законная сила. Таким образом, необходимо вашей устойчивостью, вашей реальной силой, дать нам доказательства вашего признания страной. Такое доказательство вызовет здесь общее облегчение. Желаю вам всяческого успеха. Готовый помогать всеми силами. Пишон».

Ответ Пишона служил лишним доказательством характера отношений Запада к России. По существу, этот ответ означал отказ союзников от помощи Комитету. В основе этого отказа, несомненно, лежало то соображение, что силы российской демократии в то время не могли быть полезны Западу. Запад не понимает помощи без компенсации. Идея бескорыстной помощи в международных отношениях ему чужда. Бывшие союзники России интересовались Россией постольку, поскольку она представляла из себя реальную силу. Быть может, ответ Пишона имел бы несколько иной тон и характер, если бы обращения Комитета заключали в себе указания на возможность тех или иных компенсаций. Но представители Комитета, даже во имя свободы народа, не могли торговать независимостью и целостью России. Принцип национальной свободы и независимости Комитетом был поставлен выше политической свободы народа, и этим Комитет оберег свою честь. Комитет, таким образом, не мог рассчитывать на реальную помощь со стороны союзников. Тем не менее, он считал необходимым поддерживать с ними ту или иную. Не претендуя на представительство всей России, Комитет не считал себя вправе поддерживать связь с союзниками через послов бывшего Временного Правительства. Поэтому он счел возможным иметь своих особых уполномоченных в западных странах. Представителем его в Париже был назначен И. А. Рубанович, через которого и поддерживалась некоторая связь с западными державами.

Едва ли заслуживают особого внимания отношения Комитета с отдельными представителями союзников, бывшими в то время в Самаре. Здесь, кроме французских представителей, никого и не было. Французские представители, г.г. Гине, Жанно и Комо, оспаривавшие друг у друга полномочия, ничего существенного для работ Комитета не представляли. Связь с ними поддерживалась лишь отдельными представителями Комитета и преследовала цели скорее информационные, чем деловые.

Более живые и реальные связи поддерживались с представителями чехов — с доктором Богданом Павлу и доктором Власак. Общность врага, совместная с этим врагом борьба, общность политических задач и бескорыстность отношений являлись постоянной и живой основой для согласованных действий их как в области общеполитической, так и в области отношений по отдельным случаям и событиям жизни. Чехи были единственными союзниками русской демократии, остававшимися ей верными во все время борьбы ее на волжском фронте и оказавшими ей большую реальную помощь.

С. Н. Николаев