О Белых армиях » Мемуары и статьи » С. А. Щепихин. Под стягом Учредительного Собрания. » 1. ВЛАСТЬ МОСКВЫ И ВЛАСТЬ НА МЕСТАХ

1. ВЛАСТЬ МОСКВЫ И ВЛАСТЬ НА МЕСТАХ




Примечание редакторов сборника "Гражданская война на Волге". Редакция не может согласиться с некоторыми местами статьи ген. Щепихина, но предоставляет ей место в Сборнике, считая ее характерной и показательной для тех настроений, которые господствовали в кругах офицерства.

В гражданскую войну на Волге в 1918-м году вовлечено было население огромной, по площади, территории, включающей все среднее Поволжье, Заволжский край и земли двух казачьих областей (Оренбургского и Уральского), Киргизский край и Башкирские кантоны.

Пять губерний и две области были охвачены пожаром гражданской войны, но доля участия в ней, а также идеология, которой руководилось население, были много- и разнообразны, как разнообразен и пестр был состав населения.

Казачество, занимающее среднюю полосу объятой пламенем гражданской войны территории, наиболее обеспеченное материально, приняло революцию, использовав ее немедленно в своих интересах. Оживить, восстановить в самых широких границах самоуправление с выборными атаманами всех степеней, призвать к жизни войсковой круг, ослабив тем самым процесс административного давления центра — явилось первой задачей и целью казачества. И мы видим, как с первых же дней революции казаки идут твердо и прямо к этой цели, причем Уральское войско даже совсем уничтожает должность Войскового Атамана, предоставляя всю полноту власти войсковому кругу.

Оренбургские казаки ко времени большевицкого переворота шли доверчиво за своим популярным атаманом (Александр Ильич Дутов), с успехом оспаривавшим власть войскового круга.

Отсюда и отношение к большевикам у двух соседних казачеств по форме своей различное.

Активная, энергичная личность, какой является атаман Дутов не мирится с переменой центральной власти, и гражданская война загорается почти на другой же день после 25-го октября

В то время, как уполномоченные Временного Правительства по всей России, один за другим, без борьбы сдают свои позиции, Дутов первый и единственный пока бросает вызов Москве.

И Москва, быстро оценив опасность, принимает ряд энергичных мер для подавления «мятежа»: эшелоны добровольцев с фронта гонятся спешно на Оренбург, поток агитаторов устремляется туда же, и в несколько недель с «дутовщиной» покончено.

Дутов с горстью «мятежников» скрывается вглубь Тургайских степей, чтобы появиться снова на арене лишь после выступления чехов. Оренбургские казаки, оставшись без вождя, еще не вкусивши прелестей советского рая, вводят у себя советы, комбеды и сравниваются в правах с неказачьим, довольно многочисленным в их области, элементом.

Дутов держался определенной политической линии. Он не мог примириться с властью советов, несущих диктатуру меньшинства, и не принимал Брест-Литовского мира, но он пренебрег медленным, но верным путем постепенной обработки общественного мнения казачьей массы, и в результате остался один. Хуже того, и в дальнейшем события не научили его, а обстановка не дала времени и средств, чтобы вдохнуть бодрость в сопротивлении своим станичникам, — так до конца оренбуржцы и остались в разряде колеблющихся: успех окрылял их, неуспех охлаждал их энтузиазм. И, в сущности, «дутовщина» не была так страшна, как старались изобразить ее большевицкие кликуши: без помощи извне, без чувства «локтя» соседа, оренбуржцы никогда не проявляли большой стойкости в борьбе.

Уральский войсковой круг, как в понимании всей сложности обстановки, так и в выборе путей по подготовке, а затем и ведению борьбы с Москвой, был гораздо дальновиднее популярного атамана.

Старики уральцы поняли, что необходима подготовка к неизбежному столкновению. Не раздражая Москву, Уральский круг отозвал ко 2-му февраля 1918-го года все свои полки с фронта. Затем необходимо было оттянуть неизбежное столкновение, выиграть время, столь необходимое, чтобы приготовиться к борьбе: распустить, демобилизовать полки, дать время фронтовикам отдохнуть, переболеть привитой на фронте болезнью большевизма, собрать и сорганизовать вооруженную силу и, самое главное, дать время всей казачьей массе проникнуться волей к борьбе, уверовать в ее неизбежность и необходимость.

Уральский войсковой круг показал себя в этот подготовительный период столь мудрым, что являет собою единственный пример из всех казачьих войск, обладавших несоизмеримо большими данными для успешной борьбы.

Достаточно указать на такой разительный пример, как получение большой суммы денег на нужды войска (в сущности, на подготовлявшуюся борьбу с Москвой) из Москвы в то время, как уже лилась кровь с обеих сторон и фактически гражданская война уже началась.

В результате уральцы отстояли свою самостоятельность, и к периоду взятия Самары чехами перенесли оружие за пределы войска.

Русское крестьянское население, проще сказать, деревня, встряхнувшись после февральской революции от долгой спячки, быстро и энергично провело у себя в жизнь земельный передел и ожидало с понятным нетерпением возвращения с фронта работников.

Однако, как показали события, фронтовики не оправдали надежд, возлагаемых на них населением: в массе своей это были вооруженные толпы уставших морально, развращенных долгим бездельем, антидисциплинированных людей; приниматься за соху не многим улыбалось, а перспективы легкой наживы в войне с деревенскими «буржуями» и «кулаками» были так заманчивы: зарево пожаров помещичьих усадьб, разграбление монополий и складов военных запасов и другие бесчинства сопровождают появление фронтовиков во всех пунктах Поволжья.

В этот же период, под влиянием большевицкой агитации, деревня начала расслаиваться на бедноту и зажиточных крестьян. В каждой деревне эти два элемента были резко поставлены один против другого, и борьба, скрытая или явная, велась повсеместно с переменным успехом.

В деревне начали создаваться большие и малые очаги гражданской войны: насильственные мобилизации, военные постои и всякого рода реквизиции вызывали глухое недовольство среди крестьян.

Нужна была искра, чтобы все затаенное вспыхнуло и вырвалось наружу.

Городской пролетариат, кажется, единственный элемент, ничего не потерявший с приходом власти большевиков; естественно, что отсюда коммунистическая партия и комплектуется самым активным материалом.

Голодный безработный пролетариат охотно шел на призыв в разного рода красногвардейские отряды — это был поход за хлебом, а наиболее энергичные и смелые, кроме того, делали личную карьеру.

Рабочие всех категорий, эти истинные носители власти, конечно, играют всюду первую скрипку. Следует лишь отметить одно важное обстоятельство: среди рабочего элемента находилась значительная группа рабочих на крестьянском положении, т. е. имеющих земельный надел и неоторвавшихся от крестьян землеробов. Эта группа была настроена, как и крестьянская масса, против существующего порядка; будучи же по своей природе более активна, нежели крестьянство, эта группа раньше других взялась за оружие.

И мы видим в Заволжьи и Закамьи ряд огромных пожарищ гражданской войны, поднятой рабочими-крестьянами Ижевских и Воткинских заводов на свой риск и страх.

Переходя к оценке положения в землях, так называемых, «инородцев» — киргиз, башкир и татар, должно эти группы строго разграничивать.

Киргизы Зауралья, занимая крайнюю восточную полосу всего района и будучи прикрыты крестьянством и казаками, имели достаточно времени выжидать событий, вследствие чего они во все время гражданской войны, удачно лавируя, сохраняют нейтралитет, нейтралитет благожелательный или угрожающий обеим борющимся сторонам, в зависимости от обстоятельств.

Первое время киргизы являлись союзниками своего векового врага — казачества, позже они так же легко ему изменили, и ударом в спину старались завоевать симпатии победителя.

За все время своей двуличной политики киргизы всегда находились под определенным влиянием своего национального чувства: некоторым горячим головам даже казалось своевременным добиваться полной политической свободы и мечтать о киргизском царстве.

Башкирам и татарам (Уфимской губернии), занимающим часть средней полосы района (к северу от казачьих земель), окруженным со всех сторон русским населением, было значительно труднее отстаивать свою самостоятельность, и следовало больше тяготеть к соседям.

Это обстоятельство привело к тому, что после непродолжительного нейтралитета, и башкиры и татары были вовлечены в орбиту гражданской войны против большевиков, причем первые тесно связали свою судьбу с атаманом Дутовым, ближайшим своим соседом.

Оценивая обстановку политических взаимоотношений различных групп населения между собой и к большевикам, мы видим, что к рассматриваемому периоду (падение г. Самары), две наиболее активные группы — казаки и рабочие-крестьяне — находятся в открыто враждебных отношениях с большевиками и с успехом ведут борьбу с местной властью. Вся остальная масса, разве за исключением киргиз, остро враждебна, но пока нейтральна.

У советской власти в это время были другие, более неотложные задачи на западе и на юге, где, с одной стороны, надвигалась германо-австрийская оккупация, а с другой, поднимал голову «мятежный» Дон и зарождалась Добровольческая Армия.

Выгодой для Москвы было то, что все враждебные им группы не были спаяны между собой. Углубление этой трещины взаимных недоверий и составило главную цель большевиков, что они с успехом проводили в жизнь посредством агитации.

Разобщенность территории восставших или готовых восстать, несовпадение намеченных целей, естественно вело к разобщенности в действии. Так, покончив с Дутовым, при полном бездействии уральцев, большевики набросились на последних. Бить по частям, усмиряя одних, не затрагивать соседей — стало мудрым правилом всех большевицких главарей.

Необходимость спайки, конечно, понимали и в противобольшевицком лагере, но в этот начальный период гражданской войны зачастую не знали, или не были уверены, каково отношение к Москве у ближайшего соседа. Поэтому Дутов, например, не получая поддержки от уральцев, заглазно обвинял их даже в большевизме, что было совершенно несправедливо.

Уральцы месяцами добивались связи с Астраханью, пытаясь выяснить, что там делается, во что там верят и на что надеются, но это так и не удалось.

Крестьянские восстания вспыхивали то тут, то там, по всему Николаевскому уезду, но ближайшие соседи, — уральцы, — не знали, кто и против кого, а, главное во имя чего, восстал. Досужие сторонники советской власти готовы были всегда преподнести свое объяснение, что это дерутся между собою фронтовики из-за передела земли, это дело семейное, внутреннее в каждой волости... И казаки становились равнодушны...

Правда выяснилась много позже...

Одно необходимо отметить, что каждая восставшая против советов область, как бы она мала ни была, открыто и смело шла в союзе с другими восставшими против большевиков, не справляясь об идеологии, руководящей восстанием: враг советов, большевиков — наш друг!

Впервые определенная идеология борьбы с советами стала проникать в массы через агитаторов партии социалистов-революционеров.

Партия эта в подготовительный период находилась еще в подпольи, раскинув широкую сеть своих агентов.

Будучи наиболее мощным, организованным целым, эта партия стала скоро тем бродилом, который произвел сдвиг в настроении наиболее инертных масс крестьянства.

Энергия, с которой эсэры вели эту упорную работу по преодолению инертности масс, те приемы агитации, которые были применяемы, естественно, внушали массам представление о силе партии и импонировали им.

Отсюда до полного объединения всех разрозненных очагов борьбы — один шаг. По всему Поволжью прошел какой-то ток: мы не одни, с нами за одно борется сильная сплоченная партия, которая на авось не пойдет, значит, время приспело, риск сведен до минимума, а, главное, явился руководитель, дающий понять, что за его плечами есть и будет какая то сила. В годину тяжких испытаний так хочется верить, так все становятся доверчивыми...

Определенная эсэровская идеология, быть может, не всем борющимся приходилась по вкусу; не изжито было воспоминание о периоде «керенщины», — но теперь все было забыто и не мешало даже таким далеким, от эсэров лицам, как атаман Дутов, взирать на них с надеждой, верить им и подчиняться их руководству.

Таким образом, обстановка складывалась весьма благоприятно для руководящей партии, — требовалась лишь энергия, твердость и решимость, чтобы принять на себя не только общее руководство, но и всю власть целиком.

На что же могли рассчитывать будущие руководители Поволжья, какими средствами они обладали, какие цели должны были себе поставить?