Белая Армия

[Письмо Г. Трубецкого]

Я надеюсь, что вы получили мои письма из Киева. С тех пор я побывал в Новочеркасске и приехал сюда лишь два дня тому назад. Хотя не успел еще как следует осмотреться, однако не хочу пропустить особого случая, который представляется в Москву.

Прежде всего, о Доне. Все эти маленькие центры отраженно напоминают Киев тем кипением страстей и страстишек, спекуляциями и интригами, словом, нездоровою атмосферою, которая вызывается новыми условиями политической жизни. Дон выгодно отличается от Украины тем, что в сердце области нет немцев, они только на окраинах, — Ростове, Таганроге и в Донецком бассейне, откуда они полагают вывести на днях войска, о чем заявили Краснову. Такого постоянного повседневного контроля и вмешательства немцев в дела, как на Украине, здесь нет, но все же немецкий глаз и рука все время чувствуются. Всем верховодит умный, энергичный Краснов, честолюбивый, самовластный, неразборчивый в средствах и хамоватый, словом — как раз тип дельца, отвечающего современной большевицкой психике, которая переживает большевиков. Личные свойства Краснова гораздо больше, чем его политика, создали ему непримиримых врагов. По существу дела, Дон не мог не считаться с немцами, как с фактом, и должен был так или иначе определить с ними договорные отношения. Благодаря этому, он сохранил за собою Ростов и Таганрог, который немцы временно занимают. Самое занятие этих пунктов, равно и на севере Донецкого бассейна, дозволило Краснову, пользуясь этим заслоном, заняться форсированием армии, вооружение коей он также получает от немцев. — За все эти выгоды Краснов связал себя известными обязательствами, за которые его ругают, — недопущения на территорию Дона врагов, борьбу с общими врагами, — но, в сущности, чего стоят эти обязательства!? — Как только обстоятельства изменятся и появится иная сила, так полетят и обязательства.

При таких условиях политика Краснова в общем своем направлении не нуждается в оправдании. Но форма, им усвоенная, невозможна. Он перестарался и перехамил. Самый факт письма его к Императору Вильгельму хуже его содержания. Письмо было незачем писать, и в конце концов оно даже не было передано по назначению, как заявил об этом на Круге Богаевский. Вокруг этого письма создалась шумиха, ибо оно послужило причиной высылке из Новочеркасска Родзянки. Не знаю, каким образом текст письма попал в руки противников Краснова, а от них Родзянке. Последний обратился с запросом к Краснову, между ними возникла резкая переписка, и в результате — высылка Родзянки; в этом инциденте обе стороны перещеголяли друг друга в бестактичности. — Бедный Родзянко переселился в Екатеринодар, где также пользуется весьма относительной популярностью.

С открытием Круга противники Краснова связывали больше надежды. За несколько дней до него немцы в Ростове арестовали Парамонова. Общее мнение приписывает этот арест интригам Краснова, который хотел устранить на Круге влияние одного из самых опасных по своему уму и положению противников. Наружно Краснов выказал все признаки протеста и настаивал на освобождении Парамонова, но, по-видимому, тут действительно нет дыма без огня.

При открытии Круга, Краснов произнес очень ловкую речь; чувствуя, что в области растет антинемецкое настроение, он в рассказе о событиях, предшествовавших соглашению с ними, не скрыл все то зло, которое немцы причинили России, но потом с удвоенной силой изобразил бездействие союзников, покинувших Россию на произвол судьбы в отплату за те усилия и жертвы, которые мы ради них понесли в различные периоды войны. Отсюда он ловко обосновал тяжелую необходимость считаться с немцами и указал, что Дон получил взамен того.

Речь Краснова произвела несомненно сильное впечатление на Круг. Повторяю, политика Краснова вызывает меньше раздражения, чем его приемы. Большинство казаков рады пользоваться результатами его политики, и в то же время иметь возможность его ругать.

Обстоятельства, возникшие на Царицинском фронте в первые же дни работы Круга, еще больше укрепили положение Краснова. Целый ряд казачьих полков отказался исполнять приказание о переходе границ области. Началось братание. Большевики прорвали фронт, и только благодаря тому, что их силы недостаточны, не произошло катастрофы. — На помощь послана вновь формируемая армия из призыва того же года. Казаки хотели обратиться за помощью к добровольцам, но последние заняты серьезными операциями на Кавказе и раньше, чем их кончат, не могут идти на Дон.

В ту минуту, как я пишу эти строки, еще неизвестно, удастся ли донцам ликвидировать прорыв собственными силами. Если молодые части дрогнут, то Дону останется ждать помощи только от немцев. Последние, вероятно, ее окажут. Им слишком важно занять Царицын, чтобы захлопнуть перед Добровольческой Армией дверь на соединение с союзниками.

При таких условиях, заявление, сделанное немцами, что переизбрание Краснова атаманом они ставят условием продолжения прежних отношений с Доном, будет иметь вероятно решающее значение. После смотра новой армии Круг произвел атамана из генерал-майоров прямо в полные генералы. Заслуги Краснова в деле формирования армии несомненно значительны.

Суммируя донские впечатления, я не могу не признать, что положение там весьма мало устойчиво. Казаки воюют с большевиками с прохладцею. Главной приманкою является возможность пограбить убитых большевиков, на которых всегда находят много денег, но в общем война надоела. Не исключена даже возможность новых успехов большевизма в области; большевики ведут умную пропаганду, уверяя казаков, что теперь не тронут их земли и порядков, но что им нужно только, чтобы в Новочеркасске сидели советские власти, дабы иметь гарантию, что казаков не поведут на чуждые им цели. — Это отвечает слабым сторонам казаков. Я слышал на Круге, как один из офицеров говорил, что Дон не должен брать на себя монополию спасения России. Пускай сама себя спасает, тогда и мы поможем. — Ему сильно аплодировали, и его успех стал еще значительнее, когда он заявил протест против пропаганды монархизма в «Донском крае» — официозе Краснова. Круг постановил сменить редактора. Один казачий офицер утверждал, что номера «Донского края» приходится прятать на фронте, ибо они действуют сильнее большевицкой пропаганды, вызывая возмущение казаков.

Посудите сами, можно ли рассчитывать на активную роль Дона в деле возрождения России? Самостоятельной силой они во всяком случае не будут, от монополии спасения России «спешат благоразумно отречься». Казаки, как всегда, в далеком и недавнем прошлом, подчинятся той силе, которую сочтут сообразной своим узким шкурным интересам, и скорее даже прогадают в этих своих интересах, чем пойдут на риск. Отечество давно заменилось у них родиной.