Белая Армия

«У нас нет больше Царя. Нет Отца, которого мы могли бы любить, Синод любить невозможно. Поэтому нам нужен Патриарх. С этим меня на собор и послали».

Так говорил, осенью 1917 года, член Московского Собора — крестьянин во время жарких прений о том, быть или не быть вновь патриаршеству в России.

Вопрос этот отодвинул тогда на второй план все остальные вопросы. Как известно, до революции, восстановление патриаршества далеко не встречало единодушия в церковных кругах. Среди иерархов и строгих ревнителей православия многие высказывались против этого. И на Соборе с начала определились два лагеря — сторонников и противников патриаршества. Но очень скоро выяснилось, что за восстановление патриаршества стоит огромное большинство, и число сторонников его все возрастало. Совершалась внутренняя соборная работа в этом направлении, и простые безхитростные слова крестьянина в общем верно отражали господствовавшее настроение.

Когда, после долгих прений, Собор постановил восстановить сан Патриарха, те, кто раньше возражали, преклонились перед этим решением, безо всякой горечи, за немногими исключениями таких людей, которые впоследствии легко перешли в стан живой церкви.

Выборы Патриарха совпали с большевицким переворотом. На улицах шла пальба, когда приходилось порой через сад, и по лестнице через стену, пробираться на заседания Собора. Кандидаты намечались записками всеми членами Собора. Из этого довольно длинного списка епископы выбирали трех кандидатов. Окончательное решение было предоставлено жребию.

В день Собора Михаила Архангела, 8 ноября, после литургии, в храме Христа Спасителя*) было совершено торжественное молебствие. Длинной вереницей все, более 70 епископов, присутствовавших на Соборе, вышли в мантиях из алтаря и стали по обе стороны от архиерейского амвона на средине храма до самых Царских Врат. Накануне в храм перенесена была из Успенского Собора икона Владимирской Божией Матери, перед которой в старину всегда совершалось посвящение Патриарха. Перед ней поставлен был небольшой ковчег с вложенными в него именами трех кандидатов.

Вынуть жребий должен был старец о. Алексий, покинувший затвор, чтобы исполнить долг послушания и быть на Соборе представителем всего русского монашества.

В моей памяти запечатлелась незабываемая картина: старейший русский иерарх, Митрополит Киевский Владимир, по окончании молебствия подходит к Иконе Владимирской Божией Матери, берет ковчег, выносит его, и предлагает о. Алексию подле Царских Врат вынуть жребий. Воздев руки, старец сосредоточивается в безмолвной молитве. Взоры иерархов и членов Собора устремлены на него. Весь храм замирает в ожидании.

Три раза перекрестившись, старец вынимает записку, и передает Митрополиту Владимиру, видимо, взволнованному. Митрополит прочитывает про себя имя и на лице его написано радостное удовлетворение. Он передает записку протодиакону, который громко провозглашает имя нареченного — Митрополита Московского Тихона. Во всем храме отражается настроение, красноречиво изобразившееся на лице Митрополита Владимира. Божий избранник — это слово передается из уст в уста.

В это время три намеченных кандидата, Митрополит Московский Тихон, Архиепископ Харьковский (ныне Митрополит) Антоний и Архиепископ (ныне Митрополит) Новгородский Арсений ждали решения своей участи в Троицком подворьи; туда немедленно поехали все иерархи. Митрополит Тихон вскоре отбыл в Троицко-Сергиевскую Лавру, чтобы молитвенно подготовиться к подвигу своего служения.

Столование Патриарха, по счастью, удалось совершить в Успенском Соборе. Оно состоялось в день Введения во храм Пресвятой Богородицы и совершено было по особому торжественному чину. В составлении последнего, на основании древних обрядов, принимал особое участие Архиепископ Кишиневский Анастасий.

Трудно передать все благолепие службы в этих священных стенах, где новопоставленный Патриарх начинал свое служение с поклонения мощам первых Московских Святителей. Никогда не чувствовалась так живо неумирающая преемственность Святой Руси со всем этим сонмом иерархов и верующих. Скольких из них ожидал мученический венец!

Живыми передо мною встают лики священномучеников Митрополитов Владимира и Вениамина и скольких других иерархов, замученных и убиенных, томящихся в тюрьмах и изгнании. И среди них согбенная старческая не по годам фигура нового святителя Русской Церкви, принимавшая Патриарший жезл, как исповедник принимает крест мученического подвига.

Кроткая благостность и простота, смиренное отречение от всего личного, отвращение к позе, к какой бы то ни было пышности, русский, народный во всем своем облике, такой, каким мог быть любимый народом святитель пятьсот лет тому назад — вот тот Отец, которого нельзя не любить, который так отвечает желаниям крестьянина на Соборе.

Нас лишили всего. Разрушено самое могучее царство в мире, и в священном Кремле мерзость запустения...

Но у нас есть свой церковно-национальный день. Это день столования Патриарха всея Руси. Пусть загонят нас в катакомбы, пусть в темницах и заточении совершают свой крестный путь наши иерархи-исповедники. Когда-нибудь в подвалах чрезвычаек будут воздвигнуты храмы. Мученики побеждают мир. И, чтобы ни ждало нас еще впереди, память последнего торжества в Успенском Соборе останется навсегда живым символом и лозунгом духовного единства России. Его носителем является наш Отец — Патриарх Тихон.