Белая Армия

Вступая одним из последних на эту кафедру, я прошу простить меня, что после стольких сведущих и авторитетных людей отнимаю ваше внимание. Если я решаюсь все же это сделать, то, во-первых, потому, что полагаю, что и мнение рядового члена Собора, старающегося по мере сил разобраться в поставленных пред нами вопросах, должно быть принято во внимание, а во-вторых, потому, что я убежден, что вопрос о восстановлении патриаршества может быть решен не одними учеными канонистами. Его нельзя не осветить во всей полноте, учитывая и политическое его значение и последствия. Поскольку и я позволю себе высказать свое слово.

Спешу сказать, что не менее, чем другим, мне претит вторжение мирской суеты и политики в область Церкви, но просто отмахнуться от окружающей нас действительности невозможно. Опасность может быть устранена, если к этой действительности мы постараемся подойти не с точки зрения политических страстей и симпатий, а с оценкой, исходящей из религиозного и церковного настроения.

Мне кажется, из прений достаточно выяснилось, что на почве канонов можно без сомнения оправдать и обосновать патриаршество, как согласное с каноническим строем учреждение, но отнюдь нельзя доказать, что оно обязательно необходимо.

Совершенно также нельзя считать убедительным мнение будто патриаршество идет как бы в разрез с началом соборности, утверждение коего объединило здесь, по-видимому, всех говоривших.

Кажется, все сторонники патриаршества согласны в том, что Патриарх должен быть первым между равными епископом Церкви и в области церковного управления быть подотчетным поместному Церковному Собору.

Возстановление патриаршества встречает со стороны его противников гораздо более сильный отпор чувства, чем возражений по существу. Последние сводятся к опасениям единоличного произвола, злоупотребления высоким положением, умаления начала соборности сильным честолюбивым иерархом. Но разве все это не наследие недавнего прошлого, гипертрофии власти?! Не поэтому ли и на выборах порою боятся поддерживать сильных людей?! От такой мнительной недоверчивости пора нам остеречься.

Ведь разбираясь в том же самом недавнем прошлом, мы должны признать, что именно отсутствие патриарха облегчало, а не препятствовало самому определенному, и в то же время самому отрицательному проявлению единоличного произвола в лице всесильного обер-прокурора, которому, конечно, легче было расправиться с коллегией нескольких лиц, среди коих он мог всегда найти сторонников.

Разве не желание подчинить Церковь светской власти руководило Петром при отмене патриаршества?

Ведь, Патриарх будет подотчетен Собору, да и самая власть его найдет ограничение в высших церковных учреждениях, которые он будет возглавлять.

С другой стороны какие же гарантии против вторжения суетных побуждений можно найти в другой форме высшей Церковной организации, в Синоде и Церковном Соборе? — Как человек, имевший возможность довольно близко присматриваться к церковной жизни на Востоке, я утверждаю, что в этом грехе не менее, если не более повинны патриаршие синоды и советы, чем сами патриархи.

Если мы освободимся от чувства подозрительности, которое никогда не бывает творческим, то мы с большей свободой подойдем к вопросу о восстановлении патриаршества.

Я также начну с довода чувства. Нас окружает неприглядная внешняя обстановка. Старые устои рушатся. Тем притягательнее для верующих прибежище Церкви, тем сильнее жаждешь найти в ней не только внутреннюю, но и внешнюю красоту древнего обряда, церковного благолепия и стройности. В наше безвременье, когда массу обуяла горячка ломки всего завещанного отцами, тем сильнее ощущаешь потребность связать дело церковного преобразования с заветами, обычаями и укладом, который дорог был нашим предкам, связать себя с ними, ибо, воистину, Церковь объединяет живых и умерших в надежде воскресения.

Восстановление патриаршества и будет восстановлением старого обряда, той новизной, в которой будет слышаться родная старина. Вспомните, что это выражение по другому совсем поводу было высказано старообрядцами, и я не даром его привел. Ибо, помимо удовлетворения непосредственного стремления к воссозданию старинного русского учреждения, в пользу него говорит, между прочим, как раз и соображение, касающееся старообрядчества.

Мы все молим Бога, чтобы Он сподобил наш Собор совершить великое дело примирения с старообрядцами. Самый верный путь для этого — показать им, что и нам не менее, чем им, дорога седая старина, что мы с любовью и сыновним благоговением относимся к ней и рады восстановить то, что и в старину служило к украшению Церкви.

Но есть и другие соображения в пользу восстановления патриаршества.

Времена изменчивы. Кто поручится, что мы не вступаем в период тяжелых испытаний для Церкви, что ей не понадобится вскоре твердый предстатель, чувствующий особую личную ответственность за внешние сношения, как первоиерарх, обязанный стоять на страже церковного достояния, чести, достоинства и прав Церкви.

Вспомним, что синодальное устройство привилось как раз в православных странах, где казалось, что Церковь не от кого оберегать, но где власть иногда душила ее в объятиях опеки. A где сохранилось незыблемо патриаршество? — В иноверной Турции, где приходилось бороться, отстаивать Церковь, там, где в недавние времена были Патриархи мученики, а их преемнику в наше время угрожали тем же.

Я хочу припомнить пример и ныне, кажется, благополучно здравствующего Вселенского Патриарха Германа. Когда он упорствовал в отстаивании прав Церкви, Султан Абдул Хамид прислал напомнить ему, что он внук Султана Махмуда, того самого, который повесил Патриарха Григория IV. — «Передайте Султану, что моя голова в его руках, но права Церкви никогда», отвечал Патриарх Герман посланным.

Если в наши дни в Константинопольской Церкви находятся такие иерархи, то неужели оскудела наша родная Церковь? Разве не найдутся и в ней мужественные исповедники и поборники, счастливые умереть у ее порога? — Те, кто в этом сомневаются, пусть лучше оставят заботу о преобразованиях в Церкви, ибо никакими юридическими гарантиями не вдохнешь живого духа в мертвый труп.

Говоря о Восточных Церквах, я хочу коснуться последнего вопроса, ратующего в пользу восстановления у нас патриаршества. Полнота церковной жизни и вселенского сознания не может быть достигнута без возможно более тесного общения с другими автокефальными церквами. В сношениях с этими церквами я хотел бы видеть нашу родную Церковь равночестно представленной, без хотя бы внешнего ее умаления.

Мы занимаемся делом церковных преобразований на рубеже нашей истории. Никогда мы не были так близки от осуществления нашего исторического завета — водружения Креста на Св. Софии, как теперь, когда по грехам нашим эта мечта отошла от нас в далекую даль.

Теперь, когда ослабели узы внешней власти и блекнет обаяние могущества России, теперь более, чем когда либо, вместо того, чтобы падать духом, нам надо воспрянуть, обрести бодрость не во внешних устоях, а во внутренней собранности, в духовной силе, и на новых основаниях, очистившись от своих грехов, строить наши отношения с другими православными Церквами. Не можем мы также не учитывать, что с падением власти Императора, который как первый сын Церкви был носителем преемственной идеи покровительства православия на Востоке, положение наше существенно изменяется. Новые течения и направления вторглись в государственную жизнь.

Самосознание православного русского народа не может больше даже и формально совпадать с самосознанием Российского государства. И с этой точки зрения требуются иные, чем прежде, представители и носители чаяний православной России, облеченные властью и возможностью им служить.

Таким преемником идеологии, составлявшей атрибут царской власти в России, не может быть никто лучше и полнее, чем Патриарх.

В минуту распада и уныния, когда кажется, что вся Россия превращается в груду обломков, и не за что уцепиться, наша задача — связать лучшие, неумирающие заветы нашей истории с тем основанием, которое мы закладываем для будущего. Пусть Церковь сама за себя стоит и борется. Вместо скипетра и короны, крест и хоругвь да охранят наше святое святых! И пусть хоругвеносцем наших религиозных заветов будет Русский Патриарх, как символ того, что с падением царской власти не пала Святая Русь и что не отказалась она от того, что ей всего дороже в ее прошлом, и безконечно ценнее преходящего внешнего обаяния физической силы.

Подводя итог сказанному, я подаю голос за восстановление Патриарха, первого между равными епископами, возглавляющего высшие церковные учреждения и подотчетного вместе с ними периодически созываемому поместному Собору.