О Белых армиях » Мемуары и статьи » К.В. Сахаров. БЕЛАЯ СИБИРЬ. (Внутренняя война 1918—1920 г.) » ГЛАВА III. Подвиг Армии. 6. |
Несмотря на отход, значение Челябинской операции было весьма существенно. Бои и действия наших войск показали, что мы имеем все шансы разбить большевиков; в войсках укрепилась уверенность в своих силах. Кроме того население этого большого и абсолютно анти-большевицкого района увидело на деле, убедилось, что были приложены все усилия спасти их от большевиков; казаки, крестьяне и башкиры, участвуя сами и будучи свидетелями этого одного из самых больших сражений, знали, как много работы и жертв было принесено, чтобы разбить силы и стремления красных завладеть Челябинским краем; знали и то, что наше отступление произошло не по вине Западной армии. Эти тяжелые бои, — а они стоили нам свыше 5000 потерь убитыми, ранеными и пленными, большевики, по их же документами потеряли больше 11000 человек, — эти бои скрепили армию в сильный, хорошо слаженный и жизненный организм. Лично я, как командующий армией, получил полную веру в свои войска и не сомневался в том, что при правильной организации тыла наша окончательная победа над большевиками обеспечена. Также думали и чувствовали все мои помощники. Ближайшее же время подтвердило правильность этих выводов. Моей армии пришлось отходить от Челябинска при невозможно тяжелых условиях: все время висела угроза на нашем правом фланге, почти каждый день большевикам удавалось выходить в тыл уральцам, отрезывая их от линии сообщения и от Волжского корпуса. Нам приходилось проявлять огромное напряжение, чтобы парализовать эти попытки. Шли ежедневные бои, почти все части делали большие, часто форсированные переходы и сложные маневры. Велась самая интенсивная работа армейского тыла, чтобы справиться с эвакуацией и не оставить ничего красным. Так проходила в течении всего августа армия огромные пространства, отступая на восток, входя в Западную Сибирь. В то же время, справляясь с этой сложной работой, мы начали готовиться к новому наступлению, стремясь обеспечить на этот раз успех его от всяких случайностей; прежде всего было необходимо иметь достаточный запас людей для пополнения убыли в частях, надо было наладить подачу на фронт осеннего теплого обмундирования и собрать хотя бы небольшие резервы. После Челябинска мы вступили в богатые плодородные степи Западной Сибири. Равнина ее, которая тянется на тысячи верст, перерезывается с запада на восток одной железнодорожной магистралью, проходящей через города Курган, Петропавловск, Омск, Новониколаевск. Все эти города лежат на больших реках, протекающих в меридиональном направлении, с севера на юг. Тобол, Ишим, Иртыш и Обь, — эти реки представляют собою единственные преграды и препятствия, которые могли быть использованы нашими армиями для временной задержки наступления красных; с этих же рубежей мы могли предпринять новое наступление. А наступление было необходимо, ибо без него делалось безнадежно, а значить и бессмысленно самое продолжение войны. Армия имела в себе силы добиться успеха, и произвести полный перелом хода кампании армия могла. Но наступление можно было начать только тогда, когда вполне будут обеспечены результаты его, чтобы новые жертвы и огромное напряженiе фронта не пропали даром и были бы широко поддержаны тылом. Надо было сделать точный расчет всех ресурсов, провести подготовку средств и сил, составить план использования их. После Челябинской операции вся эта работа была взята на себя генералом Дитерихсом, ставшим во главе всего восточного фронта, в который входили три неотдельных армии: 1-я Сибирская — генерала Пепеляева, 2-я — генерала Лохвицкого и 3-я — моя. Южная армия генерала Белова оторвалась с конца июля и вела самостоятельный операции против большевиков, имея ареной своих действий пустынную киргизскую степь без дорог и населенных пунктов; она потеряла связь также и со ставкой и, предоставленная самой себе, переживала тяжелую драму, осложнившуюся нерешительностью, куда Южной армии отходить и на что базироваться. В эти дни ни ставка, ни фронт не имели никаких сведений о Южной армии, и только через два месяца части ее начали выходить южнее Петропавловска, пережив много тяжелого, совершив поход, равный походу Ксенофонта. 1-я и 2-я армии, как уже было сказано, сосредоточились в районе между реками Тоболом и Ишимом, куда они были стянуты генералом Дитерихсом еще в конце июля, после авантюр Гайды. Здесь эти армии, образованные из того, что осталось от прежней Сибирской армии, должны были пополниться, переформироваться, принять организованный вид и подготовиться к новому наступлению. Западная армия была переименована в 3-ю неотдельную армию; ей была поставлена задача выделить не менее пяти дивизий в резерв, перебросить их быстро по железной дороге в тыл, пополнить и подготовить к наступлению. Сначала этим районом был назначен город Курган и река Тобол; но тяжелые бои и условия отступления 3-й армии после Челябинска не дали возможности выполнить этого; нельзя было вывести в резерв хотя бы одну дивизию, так как все части были в постоянном движении, маневрах. Возьми мы с фронта в это время в тыл хоть одну часть, остальные не справились бы с боевыми задачами, и Западную армию постигла бы участь Сибирской. Только переправившись через Тобол, мы получили передышку и вышли из под вечной угрозы быть отрезанными от железной дороги. Только перейдя через Тобол, 3-я армия получила возможность выделить пять дивизий, быстро перевести их эшелонами за 250 верст в тыл на реку Ишим, в район города Петропавловска. Здесь начали проводить спешные меры подготовки к наступлению, срок которого был определен секретным приказом на первые дни сентября. Наступило время, и армия дала все то, что общей дружной работой за весь летний период накопила для успеха решительного наступления. Надо сказать правду, что работа эта дала блестящие результаты; менее чем в две недели армия смогла влить в себя такие разнообразный силы, и так организовать использование их, что уже через месяц после Челябинских боев была готова к новому генеральному сражению. Но для этого потребовалось напряжение всех сил, был израсходовать весь запас без остатка. Сущность реформ, проведенных главнокомандующим восточным фронтом генералом Дитерихсом заключалась в том, что ставка, как командный центр армиями, упразднялась; от нее остался лишь небольшой, сравнительно, состав для несения службы связи Верховного Правителя с армиями генералов Деникина, Юденича и Миллера. С другой стороны — армии были преобразованы в неотдельные, т. е. от них были отобраны все права и обязанности по части мобилизационной, организационной и заготовительной. Из этих обрывков сверху, от ставки, и снизу, от армий, был образован новый центр — штаб главнокомандующего Восточным фронтом или, как он был назван в угоду моде, — Главковостока. Все заботы, обязанности и все права отныне должны были сосредоточиваться в этом штабе. Он брал на себя добровольно тяжесть координации общих усилии и напряжений для обеспечения успеха борьбы. Армии могли теперь обратить все свое внимание и работу на чисто боевое дело, не отвлекаясь на подготовку и обеспечение его в тылу. В связи с этим районы армий были сильно уменьшены и из них образован один тыловой округ с подчинением его также непосредственно Главковостоку. Точно также работа железных дорог на театре военных действий выходила теперь из ведения армии и сосредоточивалась целиком в штабе Главнокомандующего. С одной стороны было стремление к централизации и объединению, а с другой — к разгрузке боевых армий от кропотливой и тяжелой работы в тылу. Понятно, теоретически это было не только правильно, это было необходимо. Но на практике получалось другое. Как уже было сказано, Западная армия, а ранее и Сибирская, имея у себя большой тыловой район, обладая правами и неся обязанности отдельной армии, могла заботиться о всем необходимом сама, обеспечивала себя во всех отношениях и знала истинное состояние всех ресурсов. Большая работа, проведенная с мая по сентябрь, дала к осени результаты; мы могли теперь вливать в корпуса и дивизии совершенно готовое и одетое пополнение, распределять по полкам свой, собранный армией и подготовленный за эти три месяца, запас офицеров, эшелонировать все виды снабжения и давать их войскам без отказа. А главное мы могли строить все расчеты наших операций и боев на точных данных, мы были хозяевами вполне. Произведенная ломка снимала с командующая армией все эти многосложные обязанности и ответственность; отныне заботы о снабжении армии всем необходимым брались на себя главнокомандующим. Это вполне нормально и кроме облегчения не принесло бы ничего. Но на самом деле было не так, — условия того времени были так далеки от нормальных, тыл оказался настолько неорганизованным, что фактически заботы, снятые с армии, обязанности и права, отобранные от нее, повисли на время в воздухе. И как показали ближайшие события, реформы принесли вместо улучшения и облегчения большой вред. Надо было сначала подготовить тыл, провести быстрые и решительные реформы там, наладить безотказную работу, и лишь после того ввести управление армиями в нормальную линию централизаций. Так это представляется не только теперь, через призму прошлая времени, это было ясно и в те дни; я и мои ближайшие помощники делали тогда ряд представлений, пробовали доказать вред ломки, но не достигнув ничего, обратили все силы на работу при новых условиях. С упорными боями, сдерживая натиски красных, армия отходила от Тобола на Петропавловск, усиленно готовясь к новому своему удару, к переходу в наступление. Готовились к наступлению также 1-я и 2-я армии. Генерал Иванов-Ринов, атаман Сибирского казачьего войска, прибыл в конце лета в Омск, сумел вызвать необычайный подъем и развить огромную энергию среди казаков. Он работал не покладая рук над созданием казачьего корпуса, чтобы к сентябрю выставить его на фронт и тем усилить наше наступление. Дважды приезжал за это время отхода от Челябинска на Петропавловск ко мне в армию Верховный Правитель адмирал Колчак, чтобы лично проверить нашу работу и видеть условия, в каких она протекала. Однажды, когда мы ехали автомобилем к передовым частям, адмирал обратился ко мне в разговоре с вопросом: — «А почему Вы без револьвера?» Я ответил, что мой тяжелый Наган, казенного образца, вожу всегда с собою, но носит его мой ординарец, унтер-офицер. — «Так нельзя,» возразил А. В. Колчак: «надо иметь постоянно при себе. Вот смотрите, я ношу всегда сам,» добавил он, ударив рукою по маленькому браунингу, висевшему в чехле у его пояса. — «Мало ли что может случиться! Необходимо иметь непоколебимое решение, быть всегда готовым выпустить шесть пуль, защищаясь, а последняя себе. Живым в руки нам даваться нельзя...» Примерно, через месяц ко мне явился офицер-ординарец адмирала и передал от него сверток: карманный испанский парабеллум № 21727 и письмо, которое приложено ниже в подлиннике. Привожу этот небольшой случай, но характерный, рельефно показывающий три стороны: взгляд покойного А. В. Колчака на положение, в котором приходилось тогда вести работу, — с постоянной мыслью о последней пуле для себя; его исключительно внимательное отношение к нам, офицерам; небольшая иллюстрация того, как стоял у нас в армии вопрос с оружием. В последние приезды перед сентябрем адмирал имел очень утомленный, даже усталый вид. И каждый раз, уезжая, он говорил мне: — «Вы знаете, здесь на фронте отдыхаешь, — так все хорошо, просто, такая здоровая атмосфера настоящего дела. Если бы они могли также работать в тылу!» |