Белая Армия

Алексеев в Кубанском походе.

Сколько раз мне приходилось видеть в степи генерала Алексеева. То он шел в сопровождении ротмистра Шапрона, своего адъютанта, то один, опираясь на палку. Я вглядывался в знакомое мне лицо, всегда такое спокойное и здесь тоже спокойствие в выражении его лица, в его голосе, в его походке.

Он шел стороною вдали от других. Он не мог командовать армией, не мог нести на себе тяжелое бремя боевых распоряжении на поле сражения. Физические, уже слабеющие, силы не позволяли ему ехать верхом. Он ехал в коляске, в обозе.

Как будто он был лишний в походе.

А между тем попробуйте вычеркнуть генерала Алексеева из кубанского похода и исчезнет все значение его. Это уже не будет кубанский поход.

Одним своим присутствием среди нас, этот больной старик, как бы уже отошедший от земли, придавал всему тот глубокий нравственный смысл, в котором и заключается вся ценность того, что совершается людьми.

Корнилов один во главе армии, это уже не то. Это отважный доблестный подвиг, но это не кубанский поход.

Судьба нам послала в лице Алексеева самый возвышенный образ русского военного и русского человека.

Не кипение крови, не честолюбие руководило им, а нравственный долг.

Он все отдал. Последние дни своей жизни он шел вместе с нами и освещал наш путь.

Он понимал, когда уходя из Ростова, он сказал: «Нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка, среди, охватившей Россию, тьмы».

Никогда в тяжелые минуты, когда одинокий, как бы выброшенный из жизни, он шел в кубанской степи, он не терял веры.

Я помню. Обоз спускался медленно по покатости холма на мост через речку. Алексеев стоял на откосе и глядел на далекую равнину, расстилавшуюся на том берегу.

О чем он думал? О том, чем была русская армия и чем стала в виде этих нескольких сот повозок, спускавшихся к переправе. О том ли, что ждет нас впереди в туманной дали.

Я подошел к нему. На душе было тяжело. Наше положение и неизвестность удручали.

Ом угадал то, о чем я думал, и ответил мне на мои мысли: «Господь не оставит нас Своею милостью».

Алексеева в этом было все. В молитве находил он укрепление своих слабых сил.

Те три тысячи, которые он вел, это была армия, составом менее пехотного полка, но это была русская армия, невидимо хранимая Провидением для своего высшего предназначения.

Н. Львов.