Белая Армия

Я давно хотел написать о нем. Об оклеветанном русском генерале.

Если в так называемом «прогрессивном» обществе и в так называемой «прогрессивной» печати хорошим либеральным тоном, этаким демократическим шиком считалось поносить русскую армию, поносить русских офицеров, то в этой подлой травле больше всего доставалось русским генералам. На их головы с особенным остервенением выливались ушаты самых зловонных помоев...

Казалось, — хотя, чего тут казаться, на самом деле так было — темным силам, добившимся в конце концов великого всероссийского мятежа, хотелось всемерно заплевать русского генерала, безмерно унизить его и сделать одновременно предметом, как глумления, так и отвращения...

Вспомните, ведь, это все еще так свежо в памяти...

Вышучивалась красная подкладка, проводилась параллель с напыщенным индюком. Желание сделать крылатым словечко: «глуп, как генерал». А разве вам не приходилось иногда слышать от людей вовсе уж не такого левого образа мыслей и говоривших об армии спокойно, безо всякого зубовного скрежета:

— Да, да, Петров... В чине полковника был человек, как человек, а произвели в генералы — поглупел сразу...

И улыбался тот, кто говорил, улыбался тот, кто слушал. Хотя, повторяю, тот и другой разве, что в правые кадеты годились по своей «платформе», если, вообще, имели какую-нибудь «платформу»...

А беллетристика? «Изящная» литература?

В романе, или повести, особенно, если предназначалось это для «Русского Богатства» или даже для более умеренного и благовоспитанного «Вестника Европы», был установлен раз навсегда утвержденный «генеральский шаблон». Допускались те, или иные варианты, но основной тип таков: Напыщенная тупица. Холодный развратник. Мордобой. Отчаянный ретроград-крепостник.

Основной тип делился на две разновидности: бурбонистого генерала из армейской среды и генерала светского с вылощенной внешностью, но обязательно с душою кровожадного зверя.

Генерал умный, образованный, культурный — не допускался за редким исключением, подтверждавшим правило. Эти исключения, да и то с оговорками — фельдмаршал граф Милютин и генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

Вспомните, с каким уничтожающим презрением говорили о генералах помощники присяжных поверенных, студенты, земские деятели, фармацевты, слушательницы акушерских курсов?..

Но вот грянула всевеликая, всебескровная, всепозорная... пал «ненавистный царский режим» с его сановниками и генералами. В архив и тех и других! В покойницкую!.. А пока еще не пришел октябрь с его чрезвычайкою, генералам позволено было до поры до времени оставаться в «живых мумиях»... Хотя и во дни разудалой Керенщины солдатская и матросская чернь безнаказанно поубавила и еще как поубавила количество этих «живых мумий»...

Итак, революция. Какой простор! Какой неограниченный простор выявить свои таланты, государственные и всякие иные доблести всем этим адвокатам, земцам, фармацевтам, радикальным акушеркам и, конечно, прежде всего ремесленникам-профессионалам революции, которые давно мечтали уже о власти и сидя на левых скамьях государственной думы И сидя в прокуренных И пропахших пивом кофейнях Женевы и Цюриха.

И что ж мы увидели? Мы увидели такое убожество, такую мразь, слякоть, что среди нее даже Керенский считался орлом. Керенский, эта общипанная курица для еврейского шабаша с пятницы на субботу, где-нибудь в Волковышках, или в Ямполе...

И вот, именно он-то, Керенский, этот митинговый болтун-демагог, ненавидит генералов и ненавидя, боится.

Во имя ненависти и боязни ссылает он адмирала Колчака в Америку, под видом какой-то командировки, высылает заграницу, продержав его в крепости, генерала Гурко, а Корнилова и Деникина сажает в Быховскую тюрьму, в надежде, что солдатская чернь растерзает их там. Да и растерзала бы, если б польские уланы не выгнали из Быхова бердичевский батальон «сознательных» дезертиров, присланных комиссаром Иорданским из желания угодить Александру Федоровичу.

Не у дел очутился М. В. Алексеев. Не у дел и под подозрением, очутилось все яркое, талантливое, патриотическое и самостоятельное, все что только было такового на командных постах...

Первый этап революционной трагикомедии — Керенский, закончился постыднейшим, омерзительнейшим, образом. Народных «вождей», которые десятками лет готовились в своем подполье к управлению демократическими массами и к жизни в императорских дворцах, всю эту никчемную, привыкшую только языком трепать дрянь, кучка большевиков с легкостью необычайной вышвырнула прочь, как негодную ветошь...

И вожди смиренно подчинились и разбежались, кто в мужском, а кто и в бабьем платье, разбежались без борьбы, без протеста, без гнева. Как жулье, пойманное с поличным. Да и разве не были жульем, не только политическим, а и уголовным, все эти Керенские, Черновы, Некрасовы, положившие начало социализаций имущества, особняков, дворцов и ценностей государственного банка?..

Когда в Гатчине Керенский то умолял генерала Краснова, имевшего 700 казаков «итти» на Петербург, то истерически топал ножкой, он «забыл» о группе Быховских узников, великолепно зная, что взявшие верх большевики не пощадят контрреволюционных генералов.

Но их пощадил Господь Бог.

Двоим из Быховских узников, двум царским генералам суждено было спастись и далеко на юге, среди студеных Кубанских степей, зажечь прекрасный священный пламень борьбы с большевиками.

Да, они, эти царские генералы Корнилов и Деникин, вместе с третьим царским генералом Алексеевым показали миру, что не вся Россия подобно бараньему стаду, безропотно подчинилась кучке презренных эмигрантов и каторжников, что не весь русский народ беспросветно исподличался и что есть еще благородные, гордые, чистые, смелые...

И вот тут-то и напрашивается целый ряд вопиющих параллелей.

Те, которые годами готовились к захвату власти и наконец захватили ее, эту вожделенную власть, шутка ли сказать, над всей необъятной Россией, как пришли недоносками, так семимесячными недоносками и ушли, получив не совсем изящный удар пониже спины. Ушли, расписавшись в собственной бездарности, никчемности, трусости, ушли, показав, что великие потрясения ничему не научили их и, повалявшись в царских постелях Зимнего дворца, ОНИ остались такими же мелкими конспирантами, такими же никудышными болтунами, какими были перед этим в своих конспиративных квартирах и на митингах исступленной черни.

А теперь сделаем беглый смотр тем самым генералам, которых эти головотяпы так презирали с высоты своего ничтожества, да и все продолжают еще презирать...

Генералы не готовились к власти. Революция застала их командирами и вождями, привыкшими повиноваться. Это были техники — специалисты военного дела, не произносившие политических речей, не занимавшиеся литературой, а если и писавшие книги, то, опять таки, по своей специальности.

И вот безо всяких средств, вместо помощи, встречая только противодействия, создают они крохотную армию в тысячу с чем-то бойцов, от которых в панике бегут красные полчища.

Разве не достоин преклонения организаторский и творческий талант генерала Алексеева, совмещавшего в себе и военного министра и главного интенданта и руководителя внешней и врутренней политики? Сколько государственной мудрости в его деловых речах!..

А генерал Деникин? Вспомните его выступления! Каким чудесным, поистине милостью Божьей оратором оказался он! В его речах так богато всегда сочетались и пламенный патриотизм, и железная покоряющая логика, и внешняя красота, и подкупающий голос...

Прошло несколько лет. Генерал Деникин выпустил целый ряд своих книг. Ими зачитываются и русские и чужеземцы, этим ценнейшим вкладом и в историю великой войны и в историю великой российской смуты...

Прочтите содержательные, такие интересные воспоминания генерала Лукомского. Прочтите книгу генерала Сахарова о трагических днях эпопеи адмирала Колчака. А воспоминания Головина и Данилова?..

Диву даешься, откуда у этих генералов, служивших в строю, занимавших те, или иные штабные должности, откуда у них взялась эта блестящая форма, форма, в которую они облекают такое разностороннее содержание своих книг, книг, где с каждой страницы так и брызжет обширная всеобъемлющая эрудиция?...

Особняком стоит художественное творчество генерала Краснова. Все его политические романы — это уже вклад не только в отечественную, а несомненно и в мировую литературу.

Генерал Врангель, и в период Вооруженных сил Юга России, и в свой собственный Врангелевский период в Крыму, показал себя не только блестящим вождем на поле брани, но и большим политическим человеком-правителем, у которого можно было многому поучиться.

Вся эта плеяда белых героев-освободителей золотыми буквами начертала славные имена свои на скрижалях русской истории.

Вот они, те самые генералы, что, начиная с шестидесятых годов, были мишенью устной и печатной травли левых кругов с их профессорами, общественниками, адвокатами и фармацевтами.

Так боролись за свою родину и продолжают бороться и оружием, и словом, и пером, люди красной подкладки, золотых погон, как называют их слева и люди долга и чести — добавим мы от себя, справа.

Теперь же сравните с ними тех, которые с таким презрительным апломбом критиковали, сравните и что останется от господ Керенских, Черновых, Авксентьевых, Лебедевых и прочия, и прочия и прочия с их узким демагогическим кликушеством и такой же узкой демагогической «литературою»?

Ничего! Жалкая кучка захолустных поповичей, танцующих от печки, то есть от революции.

Да, да они все продолжают бубнить о завоеваниях революции и дальше — ни туда, ни сюда. Вместо того, чтобы на веки вечные покраснеть от стыда, эти живые покойники с развязностью наглецов окрестили все белое движение с его вождями «генеральской авантюрой» и самодовольно успокоились На этом.

Успокоились, откровенно мечтая вернуться вновь к власти, что бы издавать декреты: «всем, всем, всем», пожить во дворцах и поживиться в государственных банках, откуда во дни своего семимесячного периода тепленькие ребята эти выкачивали понемногу золотую наличность по своим товарищеским запискам карандашом на клочке бумаги.

Напрасные мечты.

Кто однажды не умел править, тому никогда уже не видать власти.

—        Ваше постыдное правление было правлением адвокатишек! — вспомним меткое словечко Наполеона.

Вспомним и другое словечко великого императора:

—        Править и могут, и умеют, и должны — люди в ботфортах и со шпорами.

И когда падет большевизм, — а он падет, это вопрос времени — власть возьмут именно люди в ботфортах, а не друзья и пособники большевиков, имя которым — Керенские, Милюковы, Черновы...

Ник. БРЕШКО-БРЕШКОВСКИЙ.