Белая Армия

Итак, в предыдущей главе мы указали, что главнейшей задачей борьбы на Волге являлась борьба с большевиками, как с внутренним врагом, и восстановление борьбы с Германией, как с врагом внешним. Но, борясь с этими врагами, внутренним и внешним, что же Комуч противопоставил во внутренней политике демагогии большевиков; как себе мыслил Комуч всю свою остальную деятельность, свое государственное творчество?

Постараемся ответить на этот вопрос при помощи официальных данных, кои в настоящее время имеются в нашем распоряжении.

Прежде всего, необходимо сделать одну оговорку, весьма существенную и весьма много нам объясняющую.

«Комуч», взяв на себя тяжесть организации противобольшевицкой борьбы, за все время своего существования, как в первый период, так и во второй, считал себя властью временной, не призванной разрешать основных проблем государственной жизни России. Хозяином земли русской, призванным разрешать все эти проблемы, поставленные историей России, должно явиться, по его мнению, Учредительное Собрание. Ему, и только ему одному, принадлежит это право. Все правительства, где бы они ни были, как бы они ни были созданы, имеют право лишь на временное разрешение тех или других вопросов, хотя бы по существу и весьма важных, крупных для России. Этим и объясняется то, что Комитет во всех своих приказах и декларациях всегда подчеркивал, что «впредь до Учредительного Собрания», «впредь до разрешения вопроса будущими государственными органами» постановляется то-то и то-то. Этим объясняется и то обстоятельство, что Комитет вместо законов издавал приказы, вместо министерств создал ведомства и вместо министров — управляющих ведомствами.

Всем этим Комитет хотел подчеркнуть, что он считает как себя, так и все свои деяния лишь временными, преходящими. Как на свидетельство, доказывающее правдивость моих утверждений, можем сослаться на автора далеко не сочувствующего Комучу, как организации эсэровской, с его точки зрения, а именно на Майского. В своей книге «Демократическая контрреволюция», изданной в Москве, после его перехода к большевикам, он также пишет: «Комитет с самого начала рассматривал себя, как временное, в первую неделю существования — даже, как на очень кратковременное учреждение».

Такое положение, само собой понятно, не располагало к созданию вполне продуманной и законченной программы. Этим также, мне думается, объясняется и то обстоятельство, что Комитет разрешает вопросы не в той их последовательности, в какой следовало бы это сделать при других обстоятельствах, выдвигая иногда на первый план вопросы, менее значившие для жизни государства, чем другие, и отодвигая назад такие вопросы, кои, казалось бы, заслуживали наибольшего внимания и наискорейшего разрешения. Также, как мы это видим по датам приказов, вопросы разрешаются с большими перерывами, в некоторой бессистемности, как бы от случая к случаю.

Это с одной стороны. С другой стороны, Комуч работал в обстановке военных боев. С полным основанием и в буквальном значении этих слов, можно сказать, что Комуч работал на передовых позициях, ибо вся территория Комуча в первые несколько недель определялась городом Самарой и его ближайшими окрестностями, радиусом в 20-30 верст. Изо дня в день приходилось ждать натиска врага, готовиться к отходу и, быть может, к бегству, и, понятно при такой неуверенности в завтрашнем дне не создавалось благоприятных условий и импульсов для постановки в программу дня большой, законченной платформы государственной деятельности.

Кроме того, в первые два месяца, наиболее значимые и интенсивные во всех отношениях, работало в Комуче, по существу, всего лишь 2? человека, что, конечно, не могло не отразиться, как на качестве работы его, так и на количестве.

Поясним это несколько детальнее. Как известно нам из предыдущей статьи, первоначальный состав Комуча состоял из пяти человек: Вольский, Брушвит, Климушкин, Нестеров, Фортунатов. Из них Фортунатов все время, дни и ночи, проводил на фронте, появляясь в Самаре лишь изредка, на два-три часа, для разрешения опять-таки некоторых вопросов, выдвигаемых фронтом. И. П. Нестеров с первых же дней волжской борьбы занялся казачьими делами и так же все время был в отъезде — то в поезде в Уральск, то в поезде в Оренбург; И. М. Брушвит, в качестве нашего присяжного дипломата, большую часть времени в первые дни проводил в разъездах и переговорах то с чехословаками, то с сибиряками, то с местными общественными и финансовыми кругами, отдаваясь внутренней работе Комуча лишь на половину.

Таким образом, вся внутренняя работа Комуча — законодательная, организационная, политическая и даже техническая — легла в первый момент всею своею тяжестью, по преимуществу, на плечи двух членов Комуча — на В. С. Вольского и П. Д. Климушкина. Как бы ни были талантливы и энергичны названные лица, все же справиться им со всею работой было чрезвычайно трудно. Это обстоятельство, как я сказал уже выше, также отразилось на продуктивности и систематичности в работе Комуча.

С другой стороны, сама жизнь выдвигала иногда такие вопросы, кои необходимо было во что бы то ни стало, если не разрешить, то так или иначе на них ответить. Так, например, не разрешив аграрного вопроса, нельзя было рассчитывать на какое бы то ни было участие крестьянских масс. Комитет в своей деятельности, опирающейся по преимуществу на крестьянство, или, во всяком случае, желающий на него опираться, должен был подойти к разрешению этого вопроса. Вопрос об отношении к советам рабочих и крестьянских депутатов также был выдвинут самой жизнью, и на этот вопрос Комуч должен дать также свой ответ. И таких вопросов, требующих разрешения, было не мало.

Наконец, еще одна необходимая оговорка. В мемуарах некоторых правых авторов указывалось, что Комуч в своей деятельности руководствовался исключительно интересами партии большинства и все вопросы разрешал в зависимости от того, как они были предрешены партийными постановлениями, ни на йоту не желая поступиться программными решениями партии во имя интересов государства.

Это утверждение также не соответствует действительности. Конечно, программу Комуча в значительной степени предрешала вся предшествующая деятельность как Учредительного Собрания, так и Временного Правительства, и многие постановления партии, но вместе с тем Комуч, при решении целого ряда вопросов исходил не из того, что постановила партия, а из того, что в данный момент диктовалось ему государственной необходимостью, требованиями момента и обстановкой. Как один из участников и руководителей этого движения, категорически утверждаю, что ни в одном из своих решений, ни в одном из своих заседаний, Комитет, ни отдельные члены его, никогда не мотивировали свои решения решениями съездов или ЦК партии; наоборот, в чрезвычайно многих заседаниях и совещаниях неофициального характера, члены Комитета с полной откровенностью шли иногда на конфликт с постановлениями партии. Мы понимали, что теоретические постановления партии не всегда могут согласоваться с запросами жизни и что обязанность политического деятеля не заключается в том, чтобы рабски копировать или детально проводить в жизнь постановления партии, а, беря их за основу, корректировать в соответствии с требованиями жизни. Если и не было в наших постановлениях принципиальных отклонений от позиции партии, то именно потому, что Комуч считал необходимым разрешить вопрос именно так в силу сознания, что это вызывается интересами государства, а не партии.

Сделав эти оговорки, мы можем перейти к выяснению программы Комуча.

Основные пункты программы были выявлены Комитетом во первых же его приказах и воззваниях. Так, в цитируемом нами воззвании Комуча к гражданам Самары говорится, что «переворот совершен во имя великого принципа народовластия и независимости России». Далее, в приказе № 1 — о принятии власти Комучем — уже устанавливается целая программа Комитета: «Во всей полноте своих прав — говорится в нем — восстанавливаются, распущенные советской властью, органы местного самоуправления; все ограничения и стеснения в свободах, введенные большевицкими властями, отменяются, и восстанавливается свобода слова, печати, собраний и митингов. Революционный трибунал, как орган, не отвечающий истинным народно-демократическим принципам, упраздняется, и восстанавливается народный окружный суд. Единая, независимая, свободная Россия! Вся власть Учредительному Собранию! Вот лозунги и цели новой революционной власти».

Итак: Учредительное Собрание, восстановление органов самоуправления, непризнание Брестского мира и борьба с Германией, воссоздание армии и воссоздание России — таковы, по существу, основные цели Комуча, воодушевившие его и зажегшие на столь ответственное перед страной дело.

Иначе говоря, диктатуре слева и справа была противопоставлена «демократия».

Эти несколько строк отчетливо и ясно говорят нам о характере новой власти и о том направлении, по какому она пойдет в своей деятельности. Вкратце, эту программу можно охарактеризовать, как революционную программу демократии, как отрицание тех принципов, кои были выдвинуты большевицкой программой. Не случайно Комуч, в первый же день своей власти, выбросил над своим зданием красный флаг. Большинство населения отнеслось к этому акту его с недоумением, обвиняя Комуч в большевизме и в тому подобных грехах. Некоторые даже встретили появление красного флага очень грубыми выкриками, вроде: «Долой эту красную тряпку!»

Но Комитет и в этом вопросе проявил большую настойчивость. Комуч полагал, что то, что делали большевики, разогнав Учредительное Собрание, отбросив свободные выборы, подавив свободу слова и печати, есть, по существу, контрреволюция. Борьба Комуча есть борьба за возвращение народу его свобод и, следовательно, есть по существу борьба революционная. Символ революции — красное знамя. Вот почему именно красное знамя мы выбросили на своих зданиях. Этим фактом мы хотели подчеркнуть как перед своими друзьями по идее, так и перед своими врагами, характер нашей власти и нашей деятельности и характер всей дальнейшей нашей революции.

Начиная борьбу с большевиками, на какие же силы мы делали ставку? Вот вопрос, на который необходимо ответить, прежде чем приступить к детальному выяснению программы Комуча.

Мы отлично понимали, что от установления этого основного положения зависит весь дальнейший характер нашей работы. 

Совершенный нами переворот не был поддержан активно рабочими, исключая, конечно, те немногочисленные группы, которые шли вместе с Комучем. Значительная часть рабочих осталась вне сферы нашего влияния, не оказывая нам ни активного сопротивления, ни активной поддержки. Даже та часть рабочих, которая находилась под влиянием, в то время нам весьма сочувствовавшей, партии социал-демократов меньшевиков, относясь к нашему начинанию сочувственно, все же держала, как в то время считалось выражаться весьма модным, нейтралитет. Ясно из сего, делать ставку на рабочих мы не могли, ибо рабочие не тот авангард, не те силы, которые могли быть брошены нами в бой против большевицкой диктатуры; с другой стороны, рабочие все же та сила, с которой приходилось считаться и каковую небезопасно было иметь своим противником. Необходимо было, выражаясь военным языком, обезопасить свой тыл, т. е. от возможности активного выступления рабочих против новой власти. Говоря проще, необходимо было, считаясь с рабочими, как с силой, сделать все возможное, чтобы из нейтральных друзей не сделать активных врагов. При создании своей рабочей программы мы должны были с этим считаться, учитывать это, и соответствующим образом разработать свою рабочую программу, рассчитанную, если не на вовлечение их в активную борьбу, то, во всяком случае, на нейтрализацию их.

Вторая сила — крестьянство. В начале, бесспорно, крестьянство встретило самарский переворот с большим сочувствием и даже воодушевлением, выявив это во многих местах активно. Оно было настроено анти-большевицки и готово было оказать нам всяческую помощь, включительно до вооруженной борьбы. Весь Заволжский район был охвачен крестьянскими беспорядками, направленными против советской власти. Казачество, — по существу, то же крестьянство, — вело уже эту активную борьбу; так что у нас имелись в то время все основания утверждать, что крестьянство, при создании некоторых благоприятных условий, могло бы принять активное участие в анти-большевицкой борьбе. Считая крестьянство основной базой, основной силой в борьбе с большевизмом, мы должны были уделить все свое внимание этой силе и разработать крестьянскую программу так, чтобы она, не противореча общегосударственным интересам, отвечала основным насущным запросам деревни. Этим и объясняется, что земельный вопрос был разрешен одним из первых и разрешен самым радикальным способом, на какой, может быть, Комуч, как власть временная, и не имел формальных прав.

Наконец, третья сила — военные круги и интеллигенция. Не вдаваясь в анализ ни значения, ни весомости, ни численного количества этой группы русского населения, я формулирую лишь вкратце наше тогдашнее отношение к этой группе. Мы полагали, что эта организующая сила, этот командный кадр, имеет значение постольку, поскольку он отражает и возглавляет движение, поддерживаемое широкими массами. Сам по себе этот командный состав, с нашей точки зрения, не может иметь большого значения. Поэтому на военные круги и интеллигенцию мы смотрели, как на подсобный материал, как на кадры, кои могут лишь возглавить движение, руководить им, но отнюдь не составлять его основную силу, массу, способную противостоять большевицким массам. Роль интеллигенции и военных кругов должна быть служебная, подсобная, если так позволительно выразиться. Не выявляя своих групповых интересов в разрешении государственных вопросов, эти кадры должны идти с массами, поскольку требования этих масс совпадают с интересами государства в целом. Требования, выставленные русским крестьянством и частью трудовой интеллигенции, нам думалось, находятся в полном соответствии с интересами государства. Что касается специальных военных кругов, то, придавая большое значение офицерским группам и считаясь с ними, как с активной и весьма весомой группой, мы, вполне естественно, как социалисты и как государственники, ставившие на первое место интересы государства, а не группы, конечно, делать ставку на эту группу, как бы ни была она активна и как бы в данный переходный момент ни была весома; все же подчинить интересы масс, в данном случае основного пласта — крестьянства — мы, конечно, не могли. Но и здесь, и в этом, несомненно, наша ошибка, мы старались найти, как это увидим впоследствии, при обозрении деятельности Комуча, такой компромисс, который давал бы возможность сотрудничества с ними.

Таким образом, наше горячее устремление было направлено к тому, чтобы в этой борьбе с единым и общим врагом, большевизмом, были объединены все группы русского населения. Мы отлично понимали, что большевизм можно преодолеть лишь общим объединенным фронтом. Борьба будет выиграна только тогда, когда в войне будут участвовать все классы и все группы русского населения, нейтрализуя тыл, т. е. те группы, кои не могли участвовать на фронте. Мы старались, иногда идя даже на компромиссы, бросить на фронт все живое, все способное к активной борьбе с большевиками. Сложение сил — вот наш лозунг в практической работе по созданию антибольшевицкого фронта.

Исходя из вышеизложенных основных своих предпосылок, Комитет в первые же дни своей работы употребил все усилия к тому, чтобы вовлечь в процесс жизни и в создание разрушенных большевиками учреждений широкие массы русского населения. Как метод этого вовлечения, он избрал те же съезды, рабочие конференции и тому подобные организации, существовавшие до большевицкого переворота. Так, например, распустив советы рабочих и солдатских депутатов, созданные большевиками, он в тот же день спешит заявить, что в ближайшее же время будет созвана рабочая конференция для организации и избрания нового совета рабочих депутатов. Считая советы принципиально, как пережиток первых революционных дней, утратившими реальное значение, тем не менее Комуч считал необходимым этот «пережиток» сохранить и на дальнейшее время. Не для защиты, конечно, политических прав рабочих, ибо для этого имелись более сильные организации, а именно политические партии, и не для защиты профессиональных интересов, ибо для этого также существовали соответствующие организации — профессиональные союзы, но именно, как рабочую трибуну, где широкие массы, не имея возможности непосредственно участвовать в управлении государством, могут участвовать в творческой работе уже тем, что, критикуя власть и ее деяния, они тем самым становятся соучастниками деятельности этой власти. Критикуя и исправляя деяния этой власти, они неизбежно вовлекутся и в самый процесс творчества и ответственности. В действительности это и было на Волге. Собираясь в начале на съезды или конференции, рабочие и крестьяне начинали с резкой оппозиции к тем или другим деяниям власти, а потом, постепенно втягивались в обсуждение интересов текущей жизни. Мы не только не боялись этой открытой трибуны, но сами, сознательно, с полной искренностью шли на организацию таких съездов и конференций. В каждом городе, освобожденном от большевиков, немедленно же, по нашей инициативе, или по инициативе идейно-близких нам организаций, созывались в первую очередь крестьянские съезды и рабочие конференции. На этой почве нам пришлось выдержать борьбу как с правыми организациями, так и с военными кругами, в особенности с последними. Этот метод наш вовлечения широких масс в процесс жизни и тем самым в борьбу с большевиками они называли «керенщиной» и «совдепщиной». Представители военных кругов и, в частности, нашего военного ведомства, не раз заявляли, что они не могут смотреть спокойно на эту совдепщину, опять начинаемую нами сызнова по примеру 1917-го года. «Пора кончить с этим. Довольно этой болтовни». Повторяем, мы и сами понимали, что эта, так называемая «болтовня», не может, конечно, помочь в деловой части практической работы, каковой особенно большое значение придавали, как буржуазные, так и военные круги (а мы созывали и устраивали крестьянские съезды и рабочие конференции). Но именно она, так называемая «совдепщина», и только она, может успокоить широкие народные массы в их отношении к новой власти. Так называемая Самарская рабочая конференция началась с горячих оппозиционных речей, а после целого ряда наших выступлений и разъяснений, кончилась вынесением резолюции о поддержке и доверии к Комучу. И для того времени — времени подозрений ко всякой новой власти, еще неизвестной им, оперировать так было неизбежно. В период широкого недоверия, в особенности крестьянских масс, ко всяким политическим акциям, после большевицкого «пуча», после такого грубого разгона Учредительного Собрания, нужно было быть особенно внимательным и осторожным к настроениям этих масс. Народные массы вправе были с недоверием следить за всякими новыми политическими акциями, и чтобы успокоить и устранить это недоверие мы не видели никакого иного метода, как только предоставить этим массам широкое участие в обсуждении политических событий и деяний власти. С своей стороны, идя всячески навстречу народным массам, мы старались дать самую подробную информацию, как о своей прошлой, предшествующей выступлению, работе, так и о своей текущей деятельности и о будущих планах. Мне думается, именно благодаря этому мы в самый незначительный срок сумели преодолеть скептицизм широких масс и внушить к себе большое доверие и готовность поддержать нас. Как увидим из дальнейшего, все съезды, и крестьянские и других групп, кончались тем, что выносили резолюцию, приветствовавшую новую власть и благословляющую ее на дальнейшую борьбу с большевизмом. Таким образом, вовлекая народные массы в политическую жизнь, нам удалось сделать то, что мы считали необходимым для успешности борьбы с большевиками, а именно: заручиться положительными и неоспоримыми симпатиями крестьянства и обеспечить себе благожелательный нейтралитет в среде рабочих.