Белая Армия

Народная армия, организованная на Волге, по праву и в полном смысле этого слова, может называться «народной», в отличие от Южной и Сибирской, состоявших по преимуществу из офицерства и учащейся молодежи. Это название дано ей не случайно, не из моды и не из пристрастия к некоторым демократическим названиям, а вполне обдуманно, после довольно продолжительного и всестороннего обсуждения. Этим названием мы хотели подчеркнуть не только демократический ее состав и происхождение, но и ее назначение — служение народу, не одному какому либо классу или группе, как бы ни была мощна и значима эта группа или класс, а всему народу, в целом и в русском понимании этого слова, т. е. низам, — трудовому народу.

Народная армия начала создаваться снизу, если так позволительно выразиться, стихийно, на поле битвы — в селах, в деревнях, уездных городках. И главными организаторами ее были сами большевики. Для иллюстрации моей мысли возьмем первый период волжского движения и проследим его в этой плоскости.

Еще задолго до выступления чехов, на Волге, в том районе, о котором я пишу, то там, то здесь происходили крестьянские выступления, достигавшие иногда довольно значительного размаха. Эти выступления, однако, не имея ни поддержки, ни единого командования, ни руководителей, быстро большевиками ликвидировались. С выступлением чехословаков эта волна революционного движения снова оживает. Например, сызранцы, по преимуществу рабочие и железнодорожные служащие, узнав о продвижении чехословаков, вооружились, свергли большевицкую власть и организовали демократическую. В критические моменты для города, они вооружались и защищали город наравне с частями армии. То же повторилось и в Иванщикове и в ряде других пунктов. Когда эти пункты оставлялись Народной армией, то такие добровольцы присоединялись к армии и, следуя с нею, составляли уже ее часть. Такие добровольческие отряды особенно сильны и многочисленны были в районе по линии Самара — Балаков — Хвалынск — Вольск. Одно время отряд, оперировавший на этом фронте под командой полковника Махина, насчитывал свыше 3.000 человек, состоя по преимуществу из крестьянской добровольческой молодежи. Из этих добровольческих частей и создались потом, по оставлении Самары, батальон Учредительного Собрания, насчитывавший одно время до 1.500 человек, конный отряд Фортунатова и чешско-русские батальоны.

Довольно большое количество таких добровольческих крестьянских отрядов, по нашим подсчетам, не менее 3.000 человек, оперировало в Новоузенском уезде Самарской губернии, — в области, очень удаленной от центра, т. е. Самары, но эти отряды, благодаря дальности расстояния и плохому сообщению, так и не удалось присоединить к Народной армии и вообще связаться с ними.

Весьма интересное явление происходило на Ижевских и Воткинских заводах Екатеринбургской губернии.

Ижевские и Воткинские заводы — большие промышленные центры. Рабочие эти заводов представляют весьма любопытный тип полурабочего, полукрестьянина. Работая на заводе, они в то же время продолжают вести еще свое крестьянское хозяйство в деревне: или же один член семейства работает на заводе, а остальные работают на земле. Естественно, и в том, и в другом случае, такая семья чувствует свою непосредственную связь с землей и дорожит этой связью.

Когда началось движение на Волге, то и в Ижевских заводах настроение стало подниматься и, в конце концов, вылилось в форменное восстание, возглавленное «Комитетом членов Учредительного Собрания Прикамского района». Большевики, конечно, не могли оставить без ответа выступление ижевцев, началась борьба, продолжавшаяся почти пять месяцев, пока не подошли к ним чешские и сибирские части. В «мирное время», т. е. когда большевики были далеко от заводов и не беспокоили населения — воткинцы и ижевцы работали на заводах, выполняя всю ту работу, которую они выполняли и в обычное время, но, как только большевики приближались к заводам и начинали угрожать их спокойствию, так рабочие, по первому же тревожному гудку завода, бросали свою работу и шли «в армию», достигавшую иногда до 60.000 человек: в Ижевских заводах до 40.000 человек и в Воткинских до 20.000 человек. Во главе армии стояли главнокомандующий со штабом, во главе полков — командиры полков и т. д., словом, как полагается в каждой хорошей армии. Это была, поистине, народная армия, вышедшая из самых недр народных и созданная самим населением.

Когда затем была арестована Директория, то ижевцы борьбу прекратили, и часть из них разошлась по деревням, часть ушла к большевикам, часть, около 15.000 человек, ушла в тыл, в Сибирь, и впоследствии составила основу так называемой каппелевской армии, совершившей знаменитый ледовый поход через Сибирь.

Так начала создаваться Народная армия Комуча. Но такая армия, несмотря на многие ее достоинства, не могла удовлетворять Комуча. Несмотря на свою многочисленность, беззаветную храбрость и преданность делу, на стойкость и упорство в борьбе, все же строить свою борьбу на таких добровольческих отрядах было невозможно. Для нас слишком очевидны были недостатки этих отрядов: недисциплинированность и неустойчивость и, в связи с этим, невозможность подчинить их выполнению определенных военных заданий. Попробуйте, например, один из таких отрядов перебросать в другой район, и вы увидите, что из этого получиТСЯ: отряд или откажется выполнить ваше распоряжение, или же разбежится, чему примеров было не мало.

Словом, для нас, членов Учредительного Собрания и руководителей военного ведомства было ясно с самого начала, что без мобилизации или призыва, правильной, дисциплинированной армии не создать. Вопрос заключался не в том, нужно ли производить мобилизацию или не нужно, а в том, когда и как удобнее это сделать. Мы сочли необходимым сделать это немедленно же, в первый день своего управления. «В срочном порядке, — говорится в приказе Комуча № 2, от 8-го-го июня, т. е. в первый же день по свержении большевиков, — приступить к формированию дисциплинированной и сильной армии». 30-го июня, приказом № 64 объявляется и самый призыв родившихся в 1897-м и 1898-м годах.

Необходимо отметить, что объявлен был призыв, а не мобилизация уже служивших в армии. С первого момента это действие кажется непонятным; на самом деле, почему это призывались новички, еще совсем не бывшие в армии, не умеющие и ружья взять в руки, а не молодые солдаты, уже побывавшие в армии, коих не надо было ни обучать владеть ружьем, ни муштровать, а можно было бы сейчас же бросить на фронт.

Основания к тому у нас были такие. Кого мобилизовать? Старые годы не пойдут, запротестуют и скажут, почему не мобилизуете более молодые годы, а мобилизовать молодые годы — не надежно, это тот самый элемент, который больше всего дебоширил и большевизанил в армии; мобилизуйте, и на следующий же день будете иметь «второй октябрь». 

Оставалось одно — произвести очередной, традиционный призыв новобранцев, еще не захваченных большевизмом. При этой комбинации возникала одна угроза, а именно: пока мы мобилизуем новобранцев и обучаем их, на что потребуется не менее 2-3 месяцев, большевики могли оправиться, собрать свои силы и уничтожить нас.

Эту возможность мы предвидели, но мы знали наверное, что этого в течение 2-3 месяцев не может случиться. Разбитые и физически и морально, большевики в течение этого времени не смогут оправиться настолько, чтобы угрожать нам серьезно, для отпора же их очередных и обычных набегов у нас имеются добровольческие отряд представлявшие в то время довольно серьезную силу. Кроме того, мы учитывали еще и то, что чехи, при всем их искреннем желании поскорее пробраться на восток, все же в течение 2-3 месяцев не смогут уйти с Волги, а пока они на Волге, их действия неизбежно должны сливаться с действиями Народной армии. Все это и давало нам основание создавать Народную армию не на основах мобилизации, а на основах призыва новобранцев. И наши расчеты, необходимо сейчас же отметить, оказались, как увидим дальше, правильными как в отношении большевиков, так и в отношении чехов.

Набор новобранцев, начатый в первую очередь в Самарской губернии, наиболее освобожденной от большевиков, прошел, пожалуй, неудовлетворительно. Я не могу дать точных цифровых данных, определяющих успех или неуспех этого начинания, но могу привести, с ручательством за точность каждой фразы, доклад начальника Воинского Присутствия, старого и опытного в этом деле человека, служившего по этому же отделу лет двадцать при царском правительстве. Его доклад сводился, примерно, к следующему:

Набор прошел не везде одинаково, но, в общем, удовлетворительно, по его мнению, для данного момента; явилось на призывные участки 65-70% призываемых, т. е. лишь на 20-15% меньше мирного времени. Даже в царские времени говорил он, никогда не являлись все 100%, а нормально — 85-90%.

Крестьянство отнеслось к призыву, в большинстве своем, сдержанно, не проявляя ни большого энтузиазма, ни враждебности: на призывные участки шли, скорее, по инерции и по привычке выполнять распоряжения начальства, нежели по идейным побуждениям. Высота процента явившихся стояла в прямой зависимости от расстояния данного пункта от центра и от фронта, т. е. Самары, и чем он ближе к фронту, тем меньшее количество являлось на призывной фронт, и обратно.

Этот его доклад, представленный мне тотчас же по окончании всех призывных операций, т. е. еще в 1918-м году, совпадает и с моими теперешними выводами, сделанными мною, как на основании моих личных наблюдений, так и на основании изучения имевшегося в моем распоряжении материала (за исключением оценки его «удовлетворительно», в то время, как, по моему, неудовлетворительно).

В своей докладной записке Управляющему Ведомством Внутренних Дел, т. е. пишущему эти строки, чиновник для особых поручений г. Петровский, объехав, по моему поручению, все уезды территории Комуча, пишет по сему вопросу:

«Самарский уезд. — Мобилизация проходила не совсем благополучно. Из 47 волостей 5 волостей упорно отказывались высылать призванных. Для психологического воздействия создавалась необходимость посылки отряда.

Теперь есть основание полагать, что призыв по Самарскому уезду окончится хорошо (из 11.000 призванных по 20-ое августа явилось 8.911 человек, из них принято 7.824 человека, оказалось негодными 1.087 человек).»

«Николаевский уезд. — Отношение населения к призыву враждебное».

Нужно отметить, что в самом центре Николаевскаго уезда все время шли бои, фронт тянулся почти через весь уезд, и г. Николаевск все время находился в руках большевиков. 

«Бугурусланский уезд. — Общее политическое положение в уезде продолжает оставаться неопределенным, если нет, с одной стороны, особенно активных выступлений против власти Учредительного Собрания, то одновременно с этим нет и активных защитников этой власти.

После объявления мобилизации целый ряд сел и деревень вынес определенные постановления: в армию солдат не давать, мотивируя это нежеланием принимать участие в братской войне... Из 12.310 человек, подлежащих призыву к Воинскому Начальнику по 6-ое августа явилось только 6.335 человек».

«Стравропольский уезд, — Мобилизация в уезде прошла нормально, за исключением немногих случаев пассивного характера».

«Бугульминский уезд. — Мобилизация родившихся в 1897-м и 1898-м г.г. протекает нормально».

«Бузулукский уезд. — И для создания Народной Армии и обязательный призыв вызвали у населения явно враждебное настроение.

До 2-го августа из общего числа призванных в 14.441 человек, явилось 1.564 человека. Волости Вознесенская и Лобазинская не только не давали своих призванных, но и убеждали возвратиться домой приходивших новобранцев других волостей».

«Уфимская губерния. — Подавляющее большинство населения, в лице русских, башкир и татар и др. инородцев, измученное насилиями большевиков, радостно встретило известие о падении большевицкой власти. Войска Народной Армии встречаются ими радушно и предупредительно»...

Но через одну страницу пишет:

«Мобилизация прошла различно. Интеллигентный класс откликнулся охотно, крестьяне наоборот»...

«Симбирская губерния. — Сызраньский уезд. Мобилизация прошла пестро. В одних местах явилось 100%, в других 10%, в среднем 54,0%. Должно было явиться 4.514 человек, явилось 2.472 человека. Волости, непосредственно прилегающие к Сызрани, не менее 89%, на запад

(т. е. к фронту. П. К.) процент стремительно падает»...

Вот свидетельство еще одного лица, также близко стоявшего к крестьянским массам и знавшего его настроение великолепно, — члена совета крестьянских депутатов, с.-р. Полякова. В своем докладе «Деревня, как она есть», сделанного им после его поездки по Самарскому уезду, он говорит (записано стенографически):

«В Старо-Буяновской волости относятся к Комучу с большим доверием, но активной поддержки ожидать пока не приходится.

В Елховской волости относится большинство населения к власти безразлично, но сельский сход решил не давать призванных солдат.

В остальных волостях население относится к настоящему сочувственно, но в большинстве случаев вы увидите там обывателя в полной неосведомленности о том, что происходит; там царит невежество, темнота, трусливость, жажда порядка, тишины и спокойствия, и кто бы у власти ни был — для них безразлично»...

Чрезвычайно показательным является и настроение крестьянских депутатов на губернском съезде, созванном в Самаре в начале сентября 1918-го года. Когда речь зашла о мобилизации и гражданской войне, то с мест, да и с трибун, раздались определенные и отчетливые выкрики, вроде: долой мобилизацию, долой гражданскую войну, довольно братской крови...

Устроители съезда прибежали ко мне встревоженные, с упавшим настроением, умоляя меня поскорее явиться на съезд и «спасти положение», как они уверяли. Мое выступление встречено было очень сдержанно и даже настороженно. Было ясно, что деревня приехала с какими-то новыми настроениями, с новыми решениями по волнующим нас вопросам. Моя речь произвела, по-видимому, некоторое впечатление, и в результате нам удалось добиться принятия благоприятной для нас резолюции, выражающей и доверие Комучу, и одобрение призыва, и т.д. и т. д., но было ясно, что эта резолюция принята, скорее, по инерции, чем пи воодушевлению, Лишь по привычке слушаться своих вождей, чем по сознанию необходимости принимаемого.

Итак, я прихожу к следующим выводам относительно устроенного Комитетом призыва новобранцев.

1)    Призыв, конечно, не удался и прошел не с тем успехом, на какой мы рассчитывали, судя по энтузиазму,

каким было встречено падение большевиков. Призыв новобранцев в большинстве сел был встречен отрицательно, а в некоторых местах, как это мы видели из доклада Петровского, даже враждебно. Из семи уездов Самарской губернии пять встретили призыв, как мы видели из того же доклада, сухо, неприязненно. Это уже прямой неуспех.

2)    Если все же и явилось на призывные пункты до 65% всех подлежащих призыву, то, как я уже сказал выше, не из энтузиазма, не из сознания необходимости борьбы с большевиками, а по инерции, подчиняясь распоряжению начальства, т. е. из боязни репрессий.

3)    Это настроение деревни — нежелание участвовать в гражданской войне — новобранцы принесли и в полки, на что я обращаю особенно внимание читателя, и с ним жили все время своего пребывания там.

Падение большевицкой власти, как уже было сказано, было встречено крестьянством с большим энтузиазмом и радостью: и первые добровольческие отряды составились из крестьянской молодежи; все Поволжье было полно восставшими крестьянскими отрядами и т. д., и т. д. Но... протекло три месяца, и мобилизация в армию этим же самым крестьянством, встретившим отряды Народной армии с хлебом-солью, была встречена холодно и даже, в некоторых местах, враждебно. То самое крестьянство, которое первое подняло знамя восстания против большевиков, вдруг первое же заговорило и о прекращении братской войны, о мире... В чем тут дело? Что же за эти два-три месяца случилось?

На эти вопросы я отвечу дальше, в особой главе, когда буду говорить о причинах краха волжского движения, а сейчас, не вдаваясь в анализ причин крестьянского настроения, отмечаю — и первое мое утверждение об энтузиазме крестьян при известии о падении большевицкой власти, и второе — о неудаче мобилизации тоже верно. В причинах этой эволюции разберемся впоследствии...

Наряду с призывом новобранцев, все время продолжался прием добровольцев, затем была объявлена мобилизация офицерства и унтер-офицерства.

Таким образом, Народная армия состояла из таких составных своих частей:

1)    Из добровольческих отрядов, которые в свою очередь, делились на два типа: крестьянско-рабочие и офицерско-студенческие. Первый тип — крестьянско-рабочих — отрядов составлялся, по преимуществу, в деревнях и в мелких городках; второй тип — офицерско-студенческий — в губернских и уездных городах. Всего в этих отрядах насчитывалось одно время, по взятии Казани, до 10.000 человек;

2)    из казачьих частей Оренбургской и Уральской областей;

3)    из мобилизованных частей из новобранцев 1897 и 1898 годов.

Всего в Народной армии, включая и мобилизованные и добровольческие части, включая, кажется, и казачьи части, но этого утверждать не могу, согласно докладов военного штаба, на 1-ое сентября 1918-го года значилось 121.000 человек. (Сюда, конечно, не входили армии Ижевских и Воткинских заводов, находящиеся долгое время вне нашего влияния). — Армия, даже для России, не малая, с коей можно было взять не только Казань, но и Москву.